— Какую проблему?
— Тебе нужно выпустить пар. — Хищно оскалившись, он похабно принялся толкать языком по внутренней стенке щеки, намекая на способ решения проблемы.
— Самоуважение — единственное, что я ещё не потерял.
— Брось! Твои последние отношения закончились год назад, а ты всё пытаешься блюсти обет святого целомудрия.
— Вовсе нет. Только сейчас. Если бы сейчас я был один — это одно, но…
— Так и есть.
— Нет, я… Каким дерьмом в таком случае я стану, если вот так запросто, поддавшись похоти, изменю собственным принципам? Дарить удовольствие шлюхе? Насколько же я должен обесценить свой выбор?! Насколько должен презирать собственное тело, чтобы делиться им с отбросами?!
— Остынь. Я тоже кричал о духовности лет в семнадцать, а в двадцать понял — они все шлю-хи. И твоя француженка не исключение. — Замахнувшийся в ударе сжатый кулак остановился в сантиметре от его гладковыбритой физиономии, прежде чем я осознал то, что собирался совершить.
— Прости, я…
— Пошли! — спрыгнув с подоконника, хлопнул он меня по плечу. Всего лишь пара глотков коньяка, а в горле стоит тошнотворный ком самопрезрения. — «You need coolin’, baby, Iʼm not foolin’», — пританцовывая, Ксавьер пропел строчки песни Led Zeppelin, вызвав своим приподнятым настроем во мне очередной приступ тошноты.
И я уже знал, куда мы направлялись. Но не догадывался, что именно затеял Майер. В подобном я ещё никогда ни с кем не соревновался. Притащив дополнительную ударную установку в одну из свободных комнат звукозаписи, мы оборудовали наш персональный музыкальный ринг. Правило предельно просто: зеркально отражать действия друг друга. Начали с нехитрых упражнений — никто не сбился. Счёт по нулям. Раунд два. Добавляется кардан и базовые сбивки. Счёт по нулям. Раунд три. Полиритмия. Мой ход: четыре к трём между малым и бас-барабаном и восьмые на хай-хэте. Меняю инструменты, чётко отбивая на каждую четвёртую шестнадцатую — Майер не отстаёт и ловко перестраивается, затем отвечая четвёртыми к седьмым.
— Твою мать! — И я не успеваю отсчитать грёбанную шестнадцатую. — Не смей! — говорю, направляя на него палочку, словно я какой-то очкастый Гарри Поттер, но насмешливая гримаса озаряет лицо Ксавьера.
— Хочешь чего-нибудь джазового? — предлагает Майер. И мне следовало бы отказаться, заранее осознавая своё фиаско, но я утвердительно киваю.
Простейший свинговый ритм даётся с лёгкостью. Но тут Майер решает сыграть его в предельном темпе. И я вновь слышу погрешности в своём исполнении. Ксавьер не реагирует, лишь усложняет бит: добавляя перекрёстный удар по малому барабану на четвёртом бите, после чего и вовсе плюёт на джаз и на какой-то блэк-металлической, запредельной, скорости долбит тридцать вторыми. Я уже не играю, поражённо наблюдаю, за тем, как он превращается в пулемётную машину. Последний удар сотрясает пластик и, следом за вырвавшимся звериным рыком, Майер яростно швыряет палочки о стену.
— Ты родился с метрономом вместо сердца!
— Вместо души, — саркастически парирует он, вытирая рукавом выступившие на лбу капли пота. — В этом наше с тобой различие. Ты — поэт, я — музыкант.
— Как эти понятия могут быть взаимоисключающими?
— Не каждому футболисту дано стать тренером, и не каждый тренер — техничный игрок в прошлом. Говоря о барабанах, чем джаз отличается от рок музыки? Импровизацией, — не дожидаясь ответа, поясняет он. — В джазе её чуть больше. Попроси меня написать партию для одной из твоих песен, и я убью на это вдвое больше времени, чем ты сам, несмотря на то, что все партии до безобразия элементарны. Мне обязательно захочется добавить кучу разных сбивок, отчего песня потеряет целостность. Дай мне послушать всего раз какой-нибудь трек с несложным ритмом, и я воспроизведу его со стопроцентной точностью. К счастью, я вовремя это осознал, поступив на звукорежиссуру. Для меня не составит особого труда определить все «изъяны» песни, чтобы довести её «до ума», но вот сам «с нуля» не создам ничего выдающегося, а заурядного хватает. Даниэль дал ответ, — прочитав пискнувшее в телефоне сообщение, сказал он, а моё сердце болезненно сжалось. — Вокалист группы, что ты слышал утром, — осторожно уточнил Ксавьер, вероятно, заметив вмиг переменившееся выражение моего лица. — Он разделяет твоё желание. Завтра всё обсудим. Вот ещё одно доказательство твоей созидательной, лиричной натуры.
— Хм?
— «И я молча согласился», — процитировал он меня же, рассказывающего ему о просьбе Эли. — Тебе обязательно необходимо всё драматизировать, романтизировать. Ты — не ты, если не пребываешь в состоянии сентиментальной меланхолии. Это — твоё счастье.
ebooksa