Потом погас свет. Прожектор выхватил одного Мулявина.
Егор выкрутил на ноль громкость гитары и тихо отступил назад, в последней композиции он был не нужен даже в качестве мебели. Раздвинув занавес, скрывавший задник сцены, он оставил себе только щель для подглядывания.
— Друзья! Нас часто просят сыграть наши старые композиции. С удовольствием исполним песню «Крик птицы».
Зал взорвался овациями, не дожидаясь начала. А оно было громоподобным!
Соло на гитаре с фузз-эффектом, под аккомпанемент только бас-гитары и ударника, получилось настолько сногсшибательным, что Led Zeppelin в компании Deep Purple могли отдыхать и нервно курить в сторонке.
После двухминутного вступления шёл очень сложный текст, сопровождающийся не менее сложной музыкальной темой, дисгармонирующей с тяжёлым роком вступления. Отставив гитару, Егор напряжённо вслушивался. И вдруг сзади услышал серию звуков, что называется, совершенно не по теме.
Один из музыкантов-стажёров, задействованный, как и Егор, только для некоторых песен, задрал подол девице-поклоннице, привалив её к куче сваленного на пол театрального реквизита. Наверно, какая-то энтузиастка всё же пробилась через «не положено» суровых дядек у входа и, пока основные певцы делали свою работу, захватила участника ансамбля со скамейки запасных.
Мулявин как раз дошёл до апофеоза:
Включились Кашепаров, Дайнеко и Пеня, исполняя крик птицы, а из-за сцены, сливаясь и перемешиваясь с ним, донёсся женский вопль. Наверно, не из-за оргазма, а от торжества, что ей удалось отметиться, трахнув кого-то из «Песняров».
Грандиозная песня произвела шокирующее впечатление. Когда стихли последние ноты, к тому времени возня за сценой уже закончилась, Дворец культуры охватила гробовая тишина. Лишь секунд через десять донеслись отдельные хлопки, моментально подхваченные.
Егор снова смотрел в щель между половинками занавеса.
Зал рукоплескал стоя.
Если «Песняры» выступали бы в Кремлёвском Дворце Съездов, стоило бы записать эти овации и смонтировать с выступлением Брежнева. «Дорогому товарищу Леониду Ильичу» тоже долго хлопали, но без всякого энтузиазма, по обязанности, с резиновыми улыбками на физиономиях. Из-за бьющих в лицо прожекторов Егор, конечно, не видел зал в подробностях. Но точно — в нём нет резиновых лиц и вымученных гримас, восторг и даже слёзы — самые натуральные.
Мулявин ушёл за кулисы.
— Мужики! Кто-нибудь ещё слышал? Во время крика птицы какая-то баба орала.
Слух у него был отменный. Стоя среди киловаттных колонок, он разобрал сексуальные звуки за сценой.
Егор пожал плечами. В отличие от прежнего хозяина тела, он не любил стучать.
На «бис» не выходили. Нужно было ещё вытолкать публику из зрительного зала, а многие не хотели его покидать, и запустить следующих, страждущих высокого искусства.
— Егор, позволь, я использую тебя как молодого, — деликатно попросил Мулявин по пути в гримёрку, сунув пару купюр. — Сгоняй в буфет, принеси две фляжки коньяку.
Он наскоро переоделся в свитер и джинсы, не потому, что по правилам советской торговли «лицам в спецодежде спиртное не отпускается», боялся, что безбашенные девицы, подобные исполнительнице «крика птицы», порвут сценический костюм на сувениры. Протиснувшись мимо охранника, предупредив, что скоро вернётся обратно, Егор побежал в буфет.