Сунулся мимо очереди «я для артистов без сдачи», едва не получил по уху. Коньяк оказался раза в два дороже, чем в гастрономе, и был самого единственного вида, увы — похабного качества.
Обратил внимание, что в фойе идёт бойкая торговля дисками ансамбля, причём разных лет, по цене многократно дороже официальной — по десять рублей. Зато на каждом конверте двенадцать автографов всех членов ансамбля.
Зная, что жёсткие правила СССР не позволяют так баловаться с наценкой за товар, не на одну копейку, как преступно ненарезанные огурцы, а на сотни процентов, Егор легко распознал левак. Естественно, никакого кассового аппарата. Впрочем, и в буфете его не стояло, а должен был.
На обратном пути парня буквально обвили две девушки, одна ничего, вторая — некрасивая подружка. Наверно, слышали диалог, когда прорывался без очереди.
— Вы точно из «Песняров»? Проведите нас за сцену, отблагодарим!
— Барышни, я рабочий сцены Дворца культуры. Какой, мать, из меня песняр? Охрана всё равно вас не пустит.
Егор для убедительности образа шмыгнул носом и утёр его рукавом, после чего был отпущен с миром.
Мисевич, завидев коньяк, змеиным шёпотом предупредил: пей сам, главное — побольше. Иначе Муля выйдет из строя до конца второго выступления. А Медведко сказал быть начеку. Во время последнего концерта нередко случаются неожиданности.
Первой неожиданностью стало, что музыканты не только не подавали признаков усталости, наоборот — разыгрались и распелись как надо. А вот в конце…
Едва Мулявин в «Крике птицы» успел спросить «Тебя не хотел простить я, а кто же простит меня?», как что-то мелькнуло в луче световой пушки, бьющей в солиста, на миг отбросило тень на певца.
На сцену перед ним приземлился живой гусь.
Хотели кричащую птицу — получите. В натуральном виде.
Как именно было обеспечено его приземление ровно перед Владимиром — загадка. Возбуждённый от принудительного полёта гусь тоже принялся кричать, и его возмущённое «га-га-га» с хлопаньем крыльев подхватил стоечный микрофон Мулявина.
Слова песни закончились, он поблагодарил жителей Ярославля за столь оригинальный подарок и раскланялся. Аплодисменты перемешались со смехом.
О том, чтобы выйти на бис, не было и речи. Егор выбежал из-за кулис, схватил птицу за шею и утащил за сцену, преодолевая сопротивление крылатого участника представления.
— Убери этого гада! — рявкнул Мулявин. — Су-у-уки! Такую песню запороли. Где директор дворца?!
Пернатого диверсанта отобрал Мисевич и куда-то уволок, а весь ансамбль, включая технарей, прошествовал в банкетный зал.
— Икорка, красная рыбка… Хорошо! — облизнулся Дёмин. — Знал бы ты, Егорка, как в первые годы питались. В столовках за командировочные!
Здесь всё было организовано качественно и прошло пристойно. В торце сидел чиновник из отдела культуры обкома с супругой, ещё человек пять местного истеблишмента и молчаливая личность, повадками смахивающая на Волобуева, скорее всего — коллега по глубинному бурению.
Юра Серёгин, сидевший рядом с директором Дворца, что-то яростно тому втолковывал, тот разводил руками. Что там за «договорённости» обсуждались помимо договора, с места Егора было не расслышать.