Егор обхватил колено руками и откинулся на стуле.
— Не месть. Я хотел бы, чтоб ему обломали рога в установленном законом порядке и не допустили новых преступлений. Но творить самосуд не собирался и не собираюсь, если он всё же объявится. Хотя слово «закон» вам не известно.
— Егор! — одёрнул Сазонов.
— Кто мог желать его смерти? — не унимался военный.
— Виктор Васильевич, ему огласить все версии, рассмотренные в деле о взрыве?
— Только последнюю.
— Бекетов убил московского подельника по противозаконному бизнесу, заподозрив его в связи со своей женой Софией. Вы наверняка в курсе, потому что заставили милицию Смоленской области представить ДТП с тем грузином несчастным случаем. У покойного остались два брата. Я их видел во время осмотра разбитой «Волги» в ГАИ Ярцево. На заднем правом крыле — след удара другим автомобилем вишнёвого цвета, как у Бекетова. Те парни — вряд ли гении сыска, но тут даже дебил догадается. Вы могли прикрывать говнюка от официальных властей, но от всего криминального мира — вряд ли. Бекетов настолько обнаглел благодаря вам, что рано или поздно нарвался бы однозначно.
— Так он нарвался? — вопрос разведчика прозвучал в тональности: «так его убили?», на что Егор только плечами пожал.
— Факт его исчезновения, даже если Бекетов жив, свидетельствует — что-то с ним произошло. Мёртв, лежит в коме как неопознанный без документов или просто скрывается. Мне откуда знать?
Секунд на десять повисла пауза. Затем приезжий подвёл черту:
— Не знаю, где он врёт, где говорит правду. Но наверняка недоговаривает.
Егор поднялся.
— Я могу быть свободен? У меня репетиция с ансамблем.
— Обожди четверть часа в том же кабинете. Аркадий проводит.
— Слушаюсь, Виктор Васильевич.
Не прошло и десяти минут, как подполковник снова его позвал. На этот раз он сидел один.
— Не хотите проветрить кабинет после московского шакала?
— Это не шакал. Тигр. Очень опасный. Пока не тронет, но ты зря его провоцировал.
— Натура такая.
— В общем так. С твоей подачи произошёл самый большой взрыв во взаимоотношениях госбезопасности и ГРУ за последние годы. Что происходит наверху, я сам не знаю. Хочу надеяться — наша позиция более сильная. Как только закончим, вернусь к вопросу о премии. Пока не самый подходящий момент.