Коллекционер желаний,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты убийца.

– Как будто поэт не может быть убийцей. Да, по существу, убийцей может стать всякий.

– Ты сумасшедший! Ты просто псих!

– Да нет же, нет. Я поэт. Поэт по рождению, поэт по сути своей. Я убиваю как поэт, наслаждаюсь как поэт и люблю я тоже как поэт. Я полюблю тебя, Катенька, если мы будем вместе. И ты меня тоже полюбишь. Убивать, любить и наслаждаться мы будем вместе, мы сольемся в едином экстазе, мы станем единым целым. Нет, я не прав был, когда говорил, что не люблю тебя. Я люблю тебя, уже и теперь люблю. Да ты же красавица, Катенька. Она, та, другая, которой тоже уже больше нет, тебе и в подметки не годится. Ты… самая прекрасная женщина на свете. Ты… самая лучшая. И ты научишься убивать, наслаждаться и любить. Иди ко мне. Ты никогда еще по-настоящему не любила, ты не умеешь еще любить. Ну что было в твоей жизни? Кто в ней был? Этот твой Вадим? Ну это даже не смешно. Такого любить невозможно. Или этот старый боров Михаил? Это же не любовь, извращение. Старое, дряблое тело, отвисший живот, реденькие волосики. Ну можно ли такого любить? У любви должно быть прекрасное тело. Твое тело – прекрасно, мое тело – прекрасно, они созданы друг для друга. – Ренат нежно коснулся Катиной щеки. Девушка дернулась, как от удара током. – Ты хорошая. Умная и такая красивая! – Рука Рената скользнула по Катиной шее. Катя вскочила, Ренат обхватил ее руками и опрокинул на диван. Девушка забилась, замотала из стороны в сторону головой. – Что ты, что ты, моя маленькая? Все будет хорошо, все будет очень хорошо.

– Пусти! – Ей наконец удалось вывернуться из-под его жаркого, сумасшедше дышащего тела. Но он снова навалился, подмял ее под себя. – Пусти меня, сволочь! Помогите! Помогите! – Катя закричала, снова рванулась и изо всех сил ударила его по лицу кулаком. Удар пришелся по носу и получился очень болезненным. Ренат выпустил Катю, вскрикнул и схватился за разбитое лицо.

– Помогите! На помощь! Помогите!

Катя была уже у двери комнаты, но он настиг ее, схватил за плечи, отбросил на диван и прижал коленом.

– Вот, значит, как? По-человечески ты, я вижу, не понимаешь. Ну что ж. Ладно.

На секунду Ренат отпустил Катю, а потом что-то острое впилось ей в руку. В ушах зашумело, Катя обмякла, как тряпичная кукла, ей сделалось нестрашно.

– Раз ты так, значит, и я с тобой так. Я хотел по-хорошему. Я думал…

Тело, невесомое ее тело, подняли, и оно поплыло куда-то, тихо покачиваясь, в темноте. Но вот вспыхнул свет. Зашумела вода. С ее безвольного тела снимали одежду. Ее безвольное тело положили в почти пустую еще ванну. Вода была слишком горячей, а ванна слишком холодной. Но это ничего, скоро все уравновесится…

Резкая боль полоснула ее по запястьям. Катя вскрикнула и отдернула руку. Она открыла глаза. Эта мгновенная боль вернула сознание, вывела тело из умиротворенного состояния.

В дверь позвонили. Нет, наверное, не в дверь, звон в ушах, в голове.

– Вот черт!

Опять позвонили. Да, наверное, в дверь. Они думают, что она может открыть, как смешно! Разве можно открыть, когда тело почти растворилось, слилось с водой в экстазе блаженства?

– Черт! Черт! Черт! Не успеть!

В дверь звонить перестали. Теперь ее просто выламывали.

Жуткий грохот, невыносимый грохот. От этого грохота взорвется голова. И голос кричит, не кричит, а вопит, странно воет. Чей это голос? Ну да, Рената, Жени, Сергея. Зачем он так странно воет? И грохот, грохот. Этот грохот никогда не кончится. Грохот…

Горло свело от боли, страшной, невыносимой боли. Грохот ушел.

Эпилог