– Его никогда не найдут.
– Катенька! Господи! Катенька. А они сказали… Они уже не надеялись. Но я знал, знал, что ты не могла меня оставить, не могла умереть.
Катя открыла глаза. Яркий свет ослепил. Он исходил отовсюду: от огромного незанавешенного окна, от белых стен, от блестящего металлического шкафчика.
Вадим, бледный, небритый, совершенно сумасшедший Вадим навис над ней жизнерадостной глыбой. Но вот лицо его исказилось, он судорожно всхлипнул и отвернулся.
Плачет? Почему он плачет? Надо сказать ему что-нибудь, утешить.
Катя попробовала встать, но не смогла даже приподнять свое неожиданно тяжелое, непослушное тело. Какая-то дурацкая трубка болталась у нее перед глазами. И свет, свет со всех сторон.
Что же с ней такое было? Что же такое с ней стало?
Ванная и резкая боль в горле. И грохот.
Ах, вот оно что! Он, которого никогда не найдут, зарезал ее, и она умерла. Перерезал ей горло, потому что был грохот и нужно было торопиться. А сначала просто хотел вскрыть ей вены, инсценировать самоубийство.
Она умерла. Этот свет – свет оттуда.
Но что здесь делает Вадим?
Его тоже убили. Доктор Страх – доктор Смерть.
Теперь они вместе и больше никогда не расстанутся. Наверное, это и есть рай на двоих.
Все правильно: рай – это то, что бывает за смертью. Их рай на двоих – рай с Вадимом. Так и должно быть. Михаил – это только ошибка. Смерть ошибку исправила.
Но почему Вадим отвернулся и плачет? Не может простить ей измены? Пусть он скажет, все скажет…
– Вадик?
Вадим повернулся к Кате. Лицо его снова улыбалось.
– Катенька, маленькая моя. Ты жива, жива. Ты со мной. Спасибо тебе, я думал, сойду с ума.
Скрипнула дверь. Вадим опять отвернулся. Кто-то вошел, заговорил, сначала тихо, осторожно, потом радостно и громко.
– Катенька! Ну как я рад.