Коллекционер желаний,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну вот, – Катя погладила Вадима по плечу, – а говорил, что всегда сохраняешь трезвую голову. Не надо, Вадик. Какой смысл возвращаться к одному и тому же?

– Ты ушла от меня! Ушла, ушла! – Вадим стукнул кулаком по скатерти. Но толстый ковер совершенно заглушил удар, вышло комично. Это рассердило его. Схватив рюмку, он швырнул ее в стену. – Я ненавижу его! Как я его ненавижу!

– Его больше нет.

– И слава богу! Ты ушла к нему, оставила меня подыхать. И теперь хочешь, чтобы я тебе сочувствовал? Может, мне разорвать на себе одежды, на голову высыпать пепельницу, обмазаться дерьмом и завыть?

Вадим схватил уцелевшую рюмку, налил доверху коньяком и торжественно поднял на уровне глаз.

– С освобождением, Вадичка! Старый козел сдох! – И опрокинул коньяк в рот.

– Ты… ты просто… – Катя задохнулась от возмущения. – Как ты можешь так…

– Нет! Как ты могла? Как могла ты уйти от меня? И к кому? Чем, чем он лучше меня? Ну скажи. Старый, потасканный павиан. Что в нем было такого? Денег больше? Ты из-за этого? Из-за этого? Что ты молчишь? Говори!

– Да пошел ты!

– Я пошел? Интересно, куда? Мне теперь идти некуда, и тебе, кстати, тоже. Из-за твоего павиана. Так и будем жить бок о бок. Вынужденная мера. Мой дом – наша крепость, за ее пределами нас подстерегают страшные, ужасные опасности. – Вадим засмеялся. – Ты ушла к нему, а он, как благородный человек, вернул мне тебя. Понял, наверное, что вышло нехорошо, и восстановил справедливость – устранился с дороги. Спасибо тебе, наш дорогой товарищ, спи спокойно, век тебя не забудем, тонну воска в церкви сожжем за упокой, панихиду закажем, завалим цветами могилу. – Вадим снова наполнил рюмку коньяком. – Царствие тебе небесное и всех благ на том свете! – Он влил в себя коньяк, сморщился и закусил апельсином. – Ну, а ты чего не пьешь? За любовь свою мертвую могла бы и выпить. Все еще хочешь оставить голову трезвой? Не выйдет, Катюша. Голова твоя никогда трезвой и не была. А в последнее время совсем занесло ее невесть куда, съехала головка твоя неразумная. Не пей или пей – результат один, так что лучше выпить. Будешь?

Катя ничего не ответила, поднялась с пола и перешла в кресло.

– Ушла и говорить не желаешь. Ну и черт с тобой. А я еще выпью.

Вадим выпил опять, закурил сигарету.

– Пепельницу дай-ка. – Катя протянула ему пепельницу. – Спасибо, милая. – Он ухватил ее за руку и поцеловал. – Это я специально попросил, – хитро прищурился Вадим. – Чтобы ты протянула мне руку. Ты ведь не дала бы мне свою руку, да? Если бы я руку твою попросил, а не пепельницу? Не дала бы, конечно. – Вадим выпустил Катину руку, как-то сгорбился и замолчал. Он был уже совсем пьян, даже язык заплетался.

Минут десять Вадим сидел, закрыв глаза и покачиваясь. Сигарета дотлела в пепельнице и потухла, он и сделал-то всего две-три затяжки вначале, а потом как будто совсем забыл о ней. Создавалось впечатление, что он уснул. Катя встала, чтобы убрать со «стола», – вид пиршества ужасно раздражал ее. Но тут Вадим открыл глаза, посмотрел на нее неожиданно осмысленно и совершенно трезвым голосом заговорил:

– Прости меня, Катенька. Опять свалял дурака. Мне так плохо, так плохо, ты себе и представить не можешь. Ты так меня мучаешь! Я хотел тебя забыть, совсем забыть, а ты пришла и все разбередила. Что же мне делать, что же делать?

– Вадим, может, ты ляжешь поспишь? – Катя просительно на него посмотрела.

– С какой это стати? – возмутился Вадим. – Ты думаешь, я пьяный? Нет. Я даже и рад был бы быть еще пьянее, да не могу. И коньяк меня не берет. Ничего меня не берет! – Он схватил пустую рюмку и с силой сжал ее в ладони. Тонкое стекло не выдержало – по руке потекла струйка крови.

– Ну вот, порезался. Надо промыть, пойдем в ванную, могут в рану попасть стекла. – Катя потянула его за другую, здоровую руку.

– Оставь. – Вадим задумчиво смотрел на свою кровь.