Сокровище Родины[сборник]

22
18
20
22
24
26
28
30

— Издалека приехали?

— Не то чтобы очень издалека, туда не попадал ещё, а так по белу свету околачиваюсь.

— Сам себе господин, значит?

— Это вот уж именно сам себе господин! Птица перелётная.

— Ну, что ж, курица — тоже птица, а и она пьёт. Не угодно ли? — рассмеялся Ёрш, наливая в стаканчик водку, которую подал половой с двумя солёными огурцами. — Это продовольствие, — пояснил Ёрш, кивнув на водку и огурцы, — на закулисном языке «вино и фрукты» называется! Так у нас и кричат актёры, чтоб им пусто было: «Ёрш, — говорят, — принеси вино и фрукты!..»

— Я театральные порядки знаю, тоже при этих палестинах околачивался, — заявил Корецкий.

— Ну, вот, значит, мы с вами, как это говорится, одного поля ягода, — хихикнул Ёрш. — Выпьем!..

Корецкий тоже хихикнул. Он уже видел, что его новый знакомый «одного с ним поля ягода» и не потому только, что оба они возле «театральных палестин» околачивались.

— Рыбак рыбака видит издалека, — проговорил он.

— Вашими бы устами да водку пить! — произнёс Ёрш.

И они стали пить, а по мере того, как пили, видимо, чувствовали друг к другу всё большее и большее расположение.

— Чудной это народ — актёры, — начал Ёрш, возвращаясь снова к театру, — фантазии имеют разные, фантазией и живут только…

— А что? — спросил Корецкий, очень внимательно потягивая водку и рассеянно слушая.

— Да как же! Ведь, вот хоть бы это дело трагика Ромуальд-Костровского; ведь уж и пойман человек, и сознался, а они, то есть актёрская братья, не верят…

— Как же это не верят?

— А так, в особенности есть там комический актёр — Козодавлев-Рощинин, так он так и кричит: «Не верю, чтоб Ромуальд-Костровский убил, у меня, говорит, есть данные, что убийца — другой совсем человек…» Блажные люди — сами посудите… если он уже сознался…

Корецкий вдруг насторожился, но Ёрш, захмелев немного, сейчас же заговорил о другом, как оно и свойственно человеку выпившему перескакивать с одного предмета на другой. Через некоторое время он уже говорил Корецкому «ты» и задушевным голосом сообщал ему конфиденциально:

— Надоел мне этот театр хуже горькой редьки! Что, в самом деле, они думают? Я и без них проживу, в лучшем виде проживу… Я с ними расплевался сегодня и ушёл. Пусть без меня делают, что хотят. Ты как думаешь, а? Я вот теперь гуляю, потому волю чувствую. Вот и с хорошим человеком встретился. Ведь ты, Стрюцкий, — хороший человек, а?..

XX

Они вышли из трактира вместе и повернули по направлению к реке. Река была большая, судоходная с отлогим песчаным берегом.