— Я тут люблю на солнышке на песочке пригреться и поспать, — сентиментально стал объяснять Ёрш, — а ты реки не любишь?
— Почему ж ты думаешь, что я не люблю реки? — обиделся Корецкий.
— А выкупаться хочешь?
— Чего ж, можно и выкупаться.
— А вдруг утопленник за ногу схватит?..
Корецкий поёжился и возразил:
— Будет вздор болтать! А ты мне вот что скажи: как это ты говорил, что актёр Козодавлев-Рощинин не верит, что трагик виноват, и какие такие у него есть данные?..
Ёрш равнодушно достал кисет с табаком и стал себе крутить из газетной бумаги цигарку.
— А кто его знает! — ответил он. — Слышал я, как он в уборной надрывался, до хрипу кричал…
— Что же он кричал?
— Что видел, дескать, документ…
— Документ?
— Да. Вексель.
Ёрш опустился на землю и сел. Корецкий тоже подсел к нему. Движения его сделались вдруг нервны. Начинавший разбирать его хмель как будто сразу прошёл.
— Вексель? — переспросил он. — Какой же вексель, у кого он видел его?
— У Корецкого, якобы, оборванца, — нехотя продолжал Ёрш, — он так и говорил «у Корецкого, оборванца», я помню… Он говорил, что докажет, что Ромуальд-Костровский не виноват, непременно докажет, что виноват не Ромуальд-Костровский, а этот самый Корецкий…
— Как же это он докажет?
— По документу, значит!.. Да тебе-то что?
— Мне? Ничего, — спохватился Корецкий и разлёгся на спину. — Я только думаю, что дурак этот Козодавлев-Рощинин.
— Отчего дурак?
ebooksa