«А если не пришлёт, — подумал комик, взвешивая в руке портсигар, — вот эта вещь выручит. За него в закладе дают тридцать рублей!»
Серебряный портсигар — подношение публики — не раз уже «пускался в оборот» и теперь более, чем когда-нибудь, стоило, в случае чего, прибегнуть к этому обороту, потому что он мог принести важный результат — полное освобождение от господина Корецкого…
Козодавлев-Рощинин положил портсигар, прищёлкнул пальцами, подошёл к запертой и заставленной комодом двери в соседний номер и постучал в неё:
— Маничка, ты проснулась?
— Проснулась, встала, — ответил голос Манички.
— Ну, так поздравляю, всё хорошо, милушка… Всё хорошо будет…
— А что, разве из театра присылали? — спросила она.
— Нет, но, в случае чего, портсигар у нас есть!..
Маничка ничего не ответила.
Она знала, что портсигар — последнее их средство…
X
Козодавлев-Рощинин заходил по своему номеру.
Вчера он очень определённо, чтоб успокоить Микулину, уверял её и приводил доказательства, легко находя их, что антрепренёр наверное обратится к нему, но сегодня он в душе немножко беспокоился, будет ли это так. Он знал, что Антон Антонович упрям, пожалуй, чего доброго, захочет поставить на своём и рискнёт распустить труппу, если дальнейших сборов не будет, но не придёт с повинной.
Если даже он и надумает прийти, но опоздает, то сегодняшний фортель может не удастся…
Козодавлев-Рощинин посмотрел на часы.
Было десять часов утра — теперь ещё можно было что-нибудь сделать, а через два часа время будет уже упущено…
«Ну, тогда портсигар, тогда портсигар!» — волновался Козодавлев-Рощинин, принимаясь быстро умываться и одеваться на всякий случай.
Но ему не пришлось закладывать портсигар.
Он, уже совсем готовый, завязывал у зеркала галстук, когда в дверь просунулась голова маленького актёра Волпянского на роли простаков — того самого, который любил употреблять иностранные словечки.
— К вам можно, Андрей Иванович? — спросил он.