— Нет, ничего, — сказал помощник пристава. — Только знаете, сегодня на реке всплыл труп дочери фабриканта Тропинина. Он найден в обезображенном виде… и до сих пор нет ещё никаких следов этого преступления, хотя из Москвы специально вызван опытный сыщик…
— Так это правда?
— Что?
— Насчёт сыщика?
— А вы слышали об этом?
— Да. Ромуальд-Костровский вчера весь вечер пил и приставал ко всем: правда ли, что из Москвы выписан сыщик?..
«Это важно!» — решил помощник пристава и, быстро собравшись, встал, простился и ушёл очень озабоченный.
XVI
Труп дочери Тропинина, всплывший и найденный на реке, был отвезён в госпиталь, где произвели вскрытие. Затем его уложили в свинцовый гроб и перенесли в собор, где поставили на высокий катафалк и окружили свечами.
На следующий день были назначены похороны, на которые съехался весь город.
Похоронная процессия была торжественна. Духовенство шло из всех церквей в белых ризах с кадилами и со свечами зелёного воска. Были два хора певчих. Гроб везли под белым глазетовым покровом на колеснице с белым же глазетовым балдахином.
За гробом шло много народа, а сзади тянулись длинною вереницей богатые экипажи.
Впереди всех, сейчас же за гробом, шёл Валериан Дмитриевич с неподвижным, окаменелым лицом, как бы застывшим, и с неподвижно остановившимся взглядом.
С самого вечера, когда пропала его дочь, и до сих пор он не проронил ни одной слезинки. Он и теперь не плакал.
— Это хуже, — говорили кругом. — Ему бы легче стало от слёз… Бедный отец!..
Почти рядом с ним вели под руки убитую горем Юзефу, кормилицу и воспитательницу молодой девушки. Выражение её горя было неистово, почти буйно. Она рыдала навзрыд, с истеричным стоном, закидывая голову назад и трясясь всем телом.
Валериан Дмитриевич исполнил всё, что от него требовалось на похоронах: прошёл через весь город вплоть до кладбища с гробом, отстоял отпевание, проводил дочь до могилы; но, вернувшись домой, не мог уже выйти к собравшимся там, по старому провинциальному купеческому обычаю, на поминки…
В большом зале его дома был накрыт длинный стол. Явились служащие на фабрике, духовенство, участвовавшее в похоронах, кое-кто из купцов и из чиновников города.
Валериан Дмитриевич ушёл к себе в кабинет, чтобы не слышать того, что происходило в зале. Он хотел остаться один.
Впрочем, он был в таком состоянии, что ничего не хотел, а действовал, ходил и двигался совершенно инстинктивно, и инстинктивно ушёл к себе в кабинет, скрываясь от людей.