— Кто ж это сделал всё? — спросил он у кормилицы.
— Что, проше пана? — переспросила она.
— Да вот устроил тут детскую?
Кормилица как будто смутилась.
— Так приказал пан доктор, проше пана, — словно оправдываясь, проговорила она.
— Значит, здесь есть всё, что нужно?
— О да, всё, что нужно, пусть пан будет спокоен, проше пана! — с гордостью объявила кормилица.
Она оказалась удивительной женщиной. Такую преданность, такую любовь трудно было найти в чужом человеке.
Валериану Дмитриевичу подтвердил это доктор, потом и сам он увидел это.
Девочку окрестили и назвали Елизаветой, крестины были справлены торжественно, хотя многолюдства гостей не было.
Жизнь Валериана Дмитриевича снова получила смысл. Он сознал, наконец, что должен жить и работать для своей дочери. И он стал жить, работать и увеличивать своё состояние для неё.
Годы младенчества дочери провёл он, переходя из кабинета в детскую и выезжая из дома только на фабрику или в контору.
Юзефа, кормилица, или панна Юзефа, как стали звать её в доме, осталась при маленькой Лизе, откормив её, в нянях и ходила за своей питомицей, буквально не доедая куска и не досыпая ночей.
Стоило Лизе заболеть, чтоб она просиживала ночи у её постельки.
Впрочем, болела девочка редко. Она оказалась таким здоровым краснощёким крепышом, что завидно было смотреть на неё. Правда, и уход за ней был образцовый. Кроме панны Юзефы, у неё было ещё две подняни и особая горничная.
Лиза росла, и с годами стал обозначаться её характер — неукротимый, властный, деспотический, капризный и своевольный.
Было ли причиной этого то, что с колыбели она не знала ни в чём себе отказа, или от природы уродилась она такая, — Валериан Дмитриевич распознать не мог.
Впрочем, если судить по её родителям, ей не в кого было уродиться такой. Сам Валериан Дмитриевич был человек кроткий, добрый и мягкий, а что касается покойной жены его, то она была образцом смирения.
Валериан Дмитриевич чувствовал, что дочь его выходит такая, благодаря баловству, но не имел силы противоречить ей ни в чём, тем более, что панна Юзефа была всегда на стороне Лизы и потворствовала её капризам.
Когда Валериан Дмитриевич пробовал протестовать, у Юзефы было готово возражение, что Лизаньке, дескать, не нужно будет в чужих людях жить, что, благодаря её состоянию, она может позволять себе, что ей угодно, и что пусть другие люди применяются к ней и стараются быть ей угодными, а самой ей нечего заискивать в ком бы то ни было…
ebooksa