Я открыл их.
XII
Я открыл глаза и сощурился от ослепительного блеска, только это было не солнце, а электрическая лампочка.
Я лежал на мягком тюфяке в каком-то странном, очень узеньком, но вместе с тем очень уютном помещении. Это было что-то среднее между каютой, каретой и отделением вагона.
Двое людей, оборотись ко мне спиной, стояли нагнувшись над столом-полочкой, на котором были разложены бумаги, и спорили.
Они говорили по-английски. Речь у них шла о каких-то вычислениях, касающихся тяжести и соответственной силы для её подъёма.
Ни черномазых, ни их костра, ни звёздного неба не было… Рельс и клавишей тоже.
Я знал, что черномазые были наяву, а рельсы и клавиши во сне, но не мог никак понять, в грёзах или в действительности было то, что я видел теперь перед своими глазами.
Я совершенно определённо чувствовал под собой мягкий тюфяк, видел свет электрической лампочки, слышал разговор двух людей, но вместе с тем помещение, в котором я очутился, было совсем не похоже на что-нибудь виденное мною до сих пор, и если это не во сне, то каким образом попал я сюда прямо с ночлега в пустыне, куда загнали меня насильно?
Я попробовал ущипнуть себя. Щипок вызвал ясное ощущение боли, как это бывает, только когда бодрствуешь…
Нет, я не спал.
Мне пришло в голову, что я галлюцинирую. Правда, о такой реальной галлюцинации я не слыхал и не читал никогда, но объяснение это мне казалось самым подходящим… Некоторое время я боялся шевельнуться, даже дохнуть…
Я опасался, что при движении моём галлюцинация исчезнет, и я снова увижу тогда пустыню, костёр и моих мучителей, черномазых.
Несмотря, однако, на это опасение, или именно вследствие него (так уж странно устроен человек), я почти сейчас же постарался, чтобы галлюцинация исчезла. Мне захотелось проверить себя. Я резко двинулся и кашлянул.
— Проснулся! — сказал один из разговаривавших, не оборачиваясь.
Другой обернулся и поглядел на меня. Лицо у него было не старое, с белокурыми усами и умными серыми глазами.
Он приблизился ко мне, пощупал мне голову, вернулся к столику, взял с него фарфоровую кружку и подал мне её…
— Пейте!..
Когда он отходил от столика, я заметил, что над этим столом был целый ряд всевозможных кнопок, рычагов и рукояток.
В кружке оказался крепкий, наварный бульон, похожий скорее на эссенцию.