– Каким? – кусает бутерброд, возвращает внимание мне.
– Социопатом, – отрезаю кусок яичницы, кладу в рот и едва не стону от удовольствия. В последнее время нормально поесть получается не всегда. Отдать должное Шамилю, он не собирается морить меня голодом. Ресторанная еда, конечно, похуже домашней будет, но лучше, чем вообще ничего. – Ты ведь не всегда таким был, правда? Когда это случилось?
– Не помню. Скорей всего в подростковом возрасте.
– И что послужило тому причиной? – осознаю, что не стоит лезть туда, где тебе станет дурно, а именно в черепушку психически нездорового, но здорового телом мужика. Но поделать с собой ничего не могу. Нравится мне познавать. И раз уж мы трахаемся, как кролики, то знать я имею право.
– Трудное детство.
– И всё? Что ж там за детство такое было, что ты перестал испытывать нормальные чувства? – я совсем не дипломат и мне плевать, что ему мои вопросы могут не понравиться. Сам нарвался.
– Я же сказал. Трудное. Хотя откуда тебе знать, что такое трудности, да, Королевна? Ты же с золотой ложкой во рту родилась.
А вот это обидно. Я мало похожа на мажорку. И никогда ею не была.
– У меня тоже было сложное детство. А особенно годы юности. Но я, как видишь, не стала социопаткой, – возвращаю ему.
– Это потому, что ты не знаешь, что такое настоящие трудности. Я в курсе, что ты потеряла мать, но это другое.
– Да ладно? Другое? Ты что, вообще не в себе? – вырывается у меня злое. – Ты знаешь, что такое терять близких? Я осиротела тогда!
Шамиль доедает бутерброд, поглядывая на мои раскрасневшиеся щеки и усмехается… Я же сжимаю в руке вилку, борясь с желанием ткнуть ею ему в глаз.
– А ты когда-нибудь воровала, чтобы купить себе хлеб? Ходила зимой раздетая? Ненавидела себя, потому что родилась не у той матери и не от того отца? Ты была когда-нибудь страшным позором женщины, родившей тебя? Думаешь, страшно потерять мать? Ты о страхе ещё мало что знаешь, Королевна. Страшно – это когда мать топит тебя в ванной, чтобы смыть твоей кровью свой позор.
Я застываю с открытым ртом, а Шамиль, как ни в чём не бывало, забирает из тарелки мой бутерброд. Ни единой эмоции на его лице. Я бы так не смогла. Не смогла бы говорить так просто о подобном.
– И сколько тебе было? Когда она хотела тебя утопить?
– Пять лет. Странно, но я помню это, словно происходило всё вчера.
Мне почему-то становится больно. Словно я вместо него испытываю то, чего не может больше испытывать он.
– А твой отец? Где был он?
– Трахал свою жену. Или очередную любовницу. Не знаю. Он не признавал меня. Поэтому мою мать называли шлюхой, а меня ублюдком.
Я замолчала. И хоть понимала, задавая свои вопросы, что услышу нечто подобное, такого я не ожидала.
ebooksa