Бронзовая Жница

Когда он купил ко двору алхимика Силаса, тот рассказал ему об этом. Силас знал многое из учёных книг. К необычным и мерзким случаям он имел личную приязнь. Слишком крепкая связь с драконом действительно изменяла человека и отдаляла его от людей. Похоже, недаром в Кодексе Доа не раз подчёркивалось, что необходимость оставаться именно человеком — это необходимость, чтобы не утратить самого себя.

И, видимо, чтобы не появлялось на свет неживых уродов с кипящей кровью в венах. Морай волей-неволей учил историю и знал, что Рыжая Моргемона, великая доа, родила пятерых детей, хотя её муж тоже был драконьим всадником. Но, видимо, она не давала себе раствориться в своём Мордепале.

А он не следил за этим. Потому что не видел нужды.

«Одни тают в своей любви, другие отдаются целиком своему делу, а я лишь привержен всецело драконьему браку. Это мой выбор».

— Надо полагать, если человек становится драконом… то и дракон человеком? — задумчиво изрекла Эйра.

Он приоткрыл глаза и улыбнулся, а затем коснулся губами её шеи.

— Да. В той же пропорции, в какой человек силён в сравнении с силой дракона. На одну тысячную.

— Я не понимаю цифр, маргот. Но я вижу, что вы гаснете вместе, — и её пальцы вновь расчесали пушистые волосы Морая. — Это печальная и удивительная картина. Словно свет, что ускользает с улицы в поздний час, и его последние лучи золотят оконную раму и уличный фонарь.

— Ты в любой туше, что бурлит опарышами, отыщешь то, чем воспоёшь своего бога, — пробурчал Морай. — Но опарыши эти жрут меня. Изнутри это не отличается красотой. Это мука.

Она вдруг улыбнулась ещё шире и обернулась к нему лицом. Обняла его за шею обеими руками. Морай всё никак не мог привыкнуть к тому, что она сияла всякий раз, когда он упоминал смерть.

— Да, Морай, — отвечала она безмятежно. — Но чувства — это то, что отличает живого от мёртвого. Если мёртвый не упокоился — он не чувствует. Он лишь зацикливается на том, что не даёт ему уйти. И пережёвывает эмоцию снова и снова, принеся её из жизни. Истинная способность чувствовать как радость, так и боль во всех красках — привилегия живых, которой стоит наслаждаться. О которой молят и просят утомлённые вечным покоем души. У Схаала тоскующих нет. Но и живых тоже.

Её большие пальцы погладили его по обе стороны от носа, и она склонила голову к своему плечу, любуясь им.

«Тоскующих нет», — повторил Морай мысленно. — «Смерть подводит черту. Обрубает затянувшиеся узлы. Делает легче тогда, когда становится невыносимо. Она права».

Он уткнулся лбом в её лоб и вновь почувствовал себя спокойно.

— Ты и есть мой Схаал, — промолвил он.

И чувства всколыхнулись в ней. Что более нежное он мог сказать ей, чем это? Морай без труда уловил трепетный блеск в её глазах.

Живая жрица прежде всего всё равно оставалась женщиной. Как бы она ни воспевала смерть, он отчётливо видел: в жизни ей есть, чего хотеть.

Поэтому он погладил её по овалу прекрасного чёрного лица, провёл по ключицам.

— Холодная, — прошептал он. — Почему не носишь накидку с мехом, что я тебе подарил?

Она отвела взгляд, и он сдвинул брови.