Бронзовая Жница

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я мог бы понять тебя, как человек с кипящей кровью Кантагара в жилах. Но твой дракон сделал тебя чудовищем. Или ты его; не знаю. То, что ты сотворил с Ланитой, тебе не простят ни люди, ни боги, и будешь ты навеки проклят. И за дело. Ты моральный урод и садист, которому не место на земле.

— Я не слышу твоё бухтение за визгом собак, которых ваши рыцари доблестно крошат в мясо!

— Не пытайся выставить нас жестокими! Это ты начал. Это ты нагнал сюда преступников, уродов, негодяев со всей Рэйки и окрестностей. Это ты напал на марпринца Кассата без объявления войны. Это ты с младых лет услаждался зрелищем пыток своих придворных и подданных. И это ты обесчестил Ланиту.

— Ты так часто поминаешь её, что у меня закрадываются сомнения, — проурчал Морай.

— Напрасно. Она лишь доказательство тому, на какие зверства ты способен с беспомощным, вверенным тебе человеком.

— Не сомневаюсь, она хорошо отыгралась за случившееся на привязанных гьеналах.

Лязгнул клинок. Доахар выхватил его из ножен и рявкнул:

— Клянусь честью, я мечтаю отрезать тебе твой гнилой язык, Морай!

— Ты путаешь, — потешался Морай. — Ты хочешь отрезать мне не язык, а пальцы. За Ланиту. Она твоя любовница, верно?

— Она твоя кузина, — произнёс Миссар отчётливо. — И моя. Ты позор своей семьи. И всего нашего рода. Надеюсь, Каскар воздаст тебе самой жуткой казнью.

На сем он ушёл. Мораю оставалось только пожать плечами. Примерно так он себе и представлял себе их единственный разговор; жаль, что им не довелось познакомиться раньше.

«Любовь проходит, чувства женщин остывают», — подумал он. — «Но потакание церковным крысам останется в твоей судьбе навсегда, Миссар. Когда прокричит последний дракон, ни Ланита, ни любая другая красавица не смягчат твоё сердце — сердце, которое отдано лишь крылатым хищникам».

К счастью, солнце уже склонялось к закату. И Морай уже не рассчитывал на какие-либо удовольствия в последние часы к своей жизни; но тут дверь отворилась вновь.

На пороге появилась его Чёрная Эйра в причудливом козлином черепе, что носили схаалитские жрецы. Рыцари допустили её к марготу лишь тогда, когда она трижды поклялась, что пришла отпустить ему душу перед казнью; и когда Вранг прислал посыльного с дозволением на эту встречу.

Вранг проявлял на удивление много заботы о заключённом под стражу брате. Видимо, хотел воздать ему за спасение перед казнью.

Морай расплылся в улыбке и встал, чтобы приветствовать подругу поцелуем. И она с удовольствием ответила ему. Она пришла не просто так; в её руках было мясо с огня, нанизанное на вертел. Совсем немного, невнятного запаха, но хорошо поджаренное.

— Решила, что я проголодался, дорогая? — улыбнулся маргот.

— Не совсем, — произнесла она необычно внушительным для себя голосом. Он пытливо всмотрелся в её глаза, видневшиеся из глазниц козлиного черепа.

Внутреннее спокойствие и некая глубокая мысль словно охватили её целиком. В ней ощущалось величие, что сквозило в каждом взгляде и каждом жесте.

Он ясно ощутил: близость его смерти породнила её со Схаалом ещё сильнее.