Арена

Назавтра действительно его стриженая голова появилась в дверном просвете. Увидев пустую койку и двух незнакомых женщин, он все же спросил:

— Где? — кивком головы показывая на пустую койку.

Что-то помешало Верке сказать правду. Она некстати вынула из-под одеяла грелку и раздельно, чуть ли не по слогам, сказала:

— На процедуре.

Он ушел. Когда же Верку вызвали на укол, голова его снова появилась в просвете.

— Ну, чего ходите? Лгут! Все кругом. Выписалась она!

Он помедлил.

— Не слышите? Говорят вам, нечего ходить!

Выкрикнув, женщина с ребенком неожиданно зарыдала.

Он испугался, сделал движение вперед, но тотчас скрылся за дверью.

Палата наполнилась опять нянечками, пришла дежурная сестра, послала за врачом.

А Верка все ждала стука. Она тянула руки к батарее, словно желая согреться, отдергивала пальцы, прислушивалась. Стук не раздавался.

Верка ждала и назавтра, ждала и думала: «Как грустно жить, когда и ждать, собственно, нечего, а само это ожидание и есть единственная цель в жизни».

Взгляд ее снова был на потолке. Там опять появились трещины, все те же четыре старые трещины. Режим не нарушался. Верку больше ничто не удивляло: ни бесконечные вскрикивания той, что лежала в углу, ни кислородные подушки. Ребенка не приносили второй день. Было скучно. На третий день в палате осталась одна Верка.

Нянечка, меняя постельное белье на койке, стоявшей в углу, повернулась к Верке спиной. Верка скорее почувствовала тихий вздох и пытливо спросила:

— Отмучилась? Ночью?

Нянечка поглядела на Верку своими добрыми глазами и ничего не сказала.

— Ребенка-то куда теперь?

— Известно куда. В ясли сначала, а потом в детдом.

— Нянечка, если в детдом, так его, значит, можно усыновить?