После окончания сценки до зрителей из-за занавеса донеслись крики. Это мальчики крайне эмоционально обсуждали случившееся: Ральф ругал Джо, тот оправдывался, сваливая вину на Грифа, который, мол, начал его щекотать, вот он и не выдержал. Но вскоре все смолкло, и занавес вновь открылся для показа следующей живой картины.
Девочки решили напомнить, сколь значительный вклад в события, которым был посвящен сегодняшний праздник, внесли героические и самоотверженные женщины. Часто ведь получалось, что о них забывали, воспевая подвиг одних лишь мужчин. Живая картина носила название «Дочери Свободы». [59] Несколько юных актрис сидели за тонконогим паукообразным столиком. Все они были в нарядах времен молодости своих прабабушек: в больших чепцах, платьях из ткани в цветочек и высоких ботинках на каблуке-рюмочке. Держа в руках чайные чашки, молодые барышни из светского общества обсуждали недавно введенный налог на чай и давали друг другу торжественное обещание никогда больше не пить этого напитка, пока налог не будет отменен. Встав со своего места, Молли, судя по ее горящему взгляду, провозгласила тост: «Свобода навечно и да падут тираны!» Ее соратницы чокаются друг с другом чашками. Они готовы сразиться за независимость своей страны. Мэри на правах хозяйки дома тянется к старинному чайнику, на котором крупными буквами написано: «Шалфей», чтобы наполнить чашки своих патриотичных подруг для нового тоста.
Занавес опустился под шквал аплодисментов, но через мгновенье снова поднялся. Это родители никак не могли налюбоваться на своих хорошеньких дочерей, до того те предстали перед ними очаровательными в одежде столетней давности. Нескончаемые овации сопровождали звуки шотландской песни «Старое доброе время», [60] очень к месту выбранной Эдом в качестве этакого деликатного намека на то, что наши праматери достойны благодарной памяти потомков не меньше, чем наши праотцы.
Еще во время картины, посвященной Бостонскому чаепитию, благодаря доносившимся из-за кулис грохоту, клацанью и металлическому лязгу стало очевидно, что следующая картина будет военной. Так и случилось. Несколько минут спустя юные актеры предприняли попытку воссоздать на сцене живописное полотно «Капитуляция лорда Корнуоллиса под Йорктауном». [61] Ах, какой же цветник предстал перед взглядом изумленной публики! На маленькой площади сцены обнаружилась сногсшибательная концентрация самых известных участников. Войны за независимость, среди которых зрители увидели знаменитых генералов: Лафайета, [62] Костюшко [63] и Рошамбо. [64] Возглавлял этот потрясающий отряд, конечно же, Джордж Вашингтон. Все генералы красовались в великолепных военных мундирах и, разумеется, с непременными шпагами, которые явно служили предметом гордости всей их жизни.
Началась картина со звуков военного марша, который исполняли флейтист и барабанщик. Под эту музыку на сцену вышел Корнуоллис. Он выглядел страшно расстроенным, но полным мужественного смирения. Отдав победителям шпагу, он отошел в сторону и стоял там, отведя глаза, в то время как его побежденная армия маршировала мимо своего генерала, складывая оружие у ног Вашингтона.
Сцена эта стала истинным наслаждением для юных актеров. Ведь для нее ребятам удалось раздобыть подлинное оружие национальной гвардии, и прежде чем все это оружие оказалось у ног Джорджа Вашингтона, как минимум дюжине британских солдат пришлось пройти мимо великого полководца. Военная музыка и чеканный шаг воинов вновь всколыхнули патриотические чувства зрителей, накал которых достиг на сей раз такой степени, что живую картину пришлось повторить на бис, и, вероятно, мальчики так и продолжили бы маршировать до самой полуночи, не распорядись Ральф решительно закрыть занавес и готовиться к следующему номеру программы, который вносил в композицию сегодняшнего представления весьма существенный новый нюанс и был призван показать, сколь высокую цену пришлось заплатить Отцу Отечества [65] за его славу.
На затемненной сцене появился лагерь, который посреди чистого поля разбили окоченевшие от лютого зимнего холода солдаты в изодранных одеждах. Среди них много раненых с перевязанными ногами и головой. Не имея даже одеяла укрыться, бедняги устроились на ночлег прямо на земле. Нигде в округе не видно ни еды, ни огня. Грызя сухую корку, лагерь в эту ненастную зимнюю ночь охранял часовой; с обмотанными окровавленным тряпьем ногами и лицом бледным настолько, насколько его способен выбелить мел, солдат выглядел не менее изможденным, чем его заснувшие товарищи.
В расположившейся в глубине сцены палатке, пристроившись на деревянном чурбаке, сидел воин. При свете свечи, стоявшей в бутылке, мужчина пристально изучал разложенную на коленях карту. Сине-желтый мундир, нос, манеры — все выдавало в этом усталом человеке великого Джорджа Вашингтона. Несмотря на разочарование, целый ряд тяжелых поражений, цепь невзгод и опасностей, которые кого угодно могли бы погрузить в отчаяние, он продолжал усиленно работать во имя спасения собственной страны.
— Вэлли-Фордж, [66] — произнес кто-то из публики.
Зал объяла полная тишина, словно каждый в этот момент на самом себе испытал всю меру лишений, которые довелось пережить армии Вашингтона. Хруст сухаря, забинтованные ноги, изорванная одежда, снег, одиночество, непревзойденная храбрость и стойкость этих людей глубоко тронули сердца всех присутствующих в зале. Трагический эпизод Войны за независимость был воссоздан юными актерами столь реалистично, что, когда какой-то малыш внезапно произнес полным горечи голосом: «Ой, мама, неужели там было и правда так страшно?!» — зал взорвался громкими аплодисментами, будто бы каждый из хлопавших хотел подбодрить представших перед ними смельчаков и вдохновить их на продолжение борьбы, победа в которой была уже так близка.
И в следующей картине под названием «Вашингтон в Трентоне» [67] она действительно наступила. Зрелище получилось яркое, красочное. На сцене появилась арка из цветов с надписью на ленте: «Защитник матерей станет заступником дочерей». [68] И когда из-за кулис величественной поступью вышел Джордж Вашингтон в окружении своих генералов, им навстречу поспешили девушки в старомодных муслиновых платьях. Разбрасывая перед ним охапки цветов, они хором запели песню тех давних времен:
Именно так эти девушки и поступали. Под громкую песню к ногам Вашингтона ложились все новые порции искусственных роз и лилий, а он в ответ милостиво кланялся восторженным своим почитательницам. Джек, которому в этой сцене досталась роль хромого генерала Лафайета, подхватил один из букетиков и умудрился с изяществом, доступным одним лишь французам, так элегантно прижать его к груди, что толпа поклонниц наградила его восхищенными возгласами. Когда же Джордж Вашингтон подхватил на руки самую маленькую из девочек, одарив ее поцелуем, восторг приветствовавших его достиг своего апогея. Это была кульминация, и Гас настолько естественно сыграл свою роль, что стены Птичьей комнаты завибрировали от аплодисментов.
За этой живой картиной последовала еще одна. Она называлась «Семья Вашингтона», и Ральф поставил ее по весьма известному одноименному живописному полотну. [70] Аннет в изящном чепчике, который ей очень шел, изображала серьезную и здравомыслящую жену героя — Марту. Сам генерал оставался все в той же военной форме, ибо у Гаса не было времени переодеться после предыдущей сцены, однако играл он по-прежнему великолепно. Сын и дочь четы Вашингтон тоже выглядели весьма эффектно. Девочка — в платье с широким поясом, мальчик — в рубашке с плоеным воротником, — всё в соответствии с модой той эпохи. Оркестр заиграл марш «Домой» — весьма удачный выбор, тут же встретивший одобрение публики.
— Даже не знаю, что еще они могли бы показать. Осталось разве только изобразить Вашингтона на смертном одре. Но пожалуй, это было бы не совсем уместно на таком торжественном и веселом представлении, — обратился к мистеру Бартону пожилой джентльмен, вытирая большим носовым платком разгоряченное лицо, ибо до того активно стучал тростью по полу в такт звучавшим маршам, что от нее чуть не отвалился набалдашник.
— Нет, от картины смерти они отказались совсем по другой причине, — ответил мистер Бартон. — Дело в том, что мой Гас не захотел явиться публике в ночной рубашке. Не стану раскрывать их секреты, но для первой части представления они придумали весьма эффектный финал. Это, так сказать, справедливая дань одному человеку и в то же время приятный сюрприз для нас всех, — добавил достойный отец большого семейства. Настроение у него было великолепное. Он и вообще-то любил театр, а сегодня мог еще с полным правом гордиться всеми своими детьми, потому что не только его сын пожинал заслуженные лавры славы, но и три его дочери с успехом исполнили свои роли в сцене приветствия Джорджа Вашингтона в Трентоне. Малышка, которую Гас, изображавший Джорджа Вашингтона, поднял на руки и одарил высочайшим поцелуем, была на самом деле его младшей сестренкой Нелли.
Сюрприз не заставил себя ждать. Как только открылся занавес, по залу пронеслось изумленное «о-о-ох!». Живая картина до чрезвычайности точно повторяла поставленный в Хармони-Виллидж памятник минитмену, [71] или ополченцу времен Войны за независимость. В роли ополченца выступил Фрэнк. Ральф великолепно поработал над его позой. Фрэнк был великолепен. Его сжатые до бела губы и сверкающие под сенью треуголки глаза свидетельствовали о крайней степени решимости. На обнаженной до локтя руке, сжимавшей ружье, выступили рельефные мышцы. И даже блеск пуговиц на его гетрах будто бросал вызов врагу, с которым этот герой был готов вступить в бой. Фрэнк не сделал ни одного движения, но вся его напряженная поза свидетельствовала о том, что молодой фермер вот-вот устремится в атаку и прогремит выстрел, «звук которого, — как написал один репортер, освещавший открытие памятника, — отзовется во всем мире».
— Великолепно! — прошептал один из зрителей.
— Он так похож на оригинал! Просто потрясающе! — воскликнул другой.
— Ну до чего ж неподвижно стоит! — восхитился третий.
— Наступит время — и он тут же кинется в бой и падет смертью героя! — весьма громко произнес четвертый.
ebooksa