Последствия

– И долго ли придётся выжидать?

– Не меньше недели.

– И с этим мы согласны.

Дела слишком опасны.

– Прекрасны… Не бери в голову. Ты всю ночь спал и ничего не слышал. – озвучил Слава правильные воспоминания короля.

– Спи без тревог; не глух наш взор.

Чтобы, когда опасность нас хватает

За бороду, считать, что это вздор.

– Но сведенья доставать продолжай. Всё, вставай.

Клавдий перешёл к своей кровати, а Слава, остановившись перед Борисом, стянул с него одеяло и переложил на кровать Глеба, после чего, поправив сползшую на глаза студента прядь, уснул на кровати Коли.

Пробудило его встревоженные лепетания Бориса, которого выслушивал Пётр Семёнович, и волновались они за отсутствие Глеба и пропажу одеяла. Слава заинтересовался и, взволнованный, подсел к ним. Борис, сминая в руках край фиолетовой рубашки, снова рассказал, что ждёт друга, между тем вставляя вздохи и причитания, и ответил на вопросы Славы тем, что раньше Глеб с утра не уходил, а если выходил из комнаты один, а это за всё их время проживания случилось не более десяти раз, говорил куда и когда вернётся. Необычного в его поведении Борис в ближайшие дни не заметил, и Слава рассудил: либо Глеб вернётся в ближайшие минуты, либо он сбежал. Над последним предположением Клавдий рассмеялся, Слава с встревоженной злостью посмотрел на него, но король уже начал оправдывать бурную реакцию тем, что Глеб не мог бросить Бориса, так как сам не обладал подходящими для единоличного побега данными. Для остальных этот поступок тоже смысла не имел. Слава возмутился, что только он высказывается, пока остальные просто слушают завывания Бориса, и предложил до обхода искать Глеба в госпитале. На это все согласились и распределились парами, по одной на этаж: Пётр Семёнович вышел с Борисом, успокаивая его, на первый, Гертруда и Клавдий остались на втором, студент и Лизавета – третий, а Слава отправился один на последний, так как Интерн решил поспать до завтрака.

Расхаживая минут пятнадцать по отдалённым частям коридора, ведь он ещё ни разу не был на этом этаже, теперь старался запомнить всю карту, выстраивая её у себя в голове, и, когда подошёл к лестнице, Слава остановился сверить получившееся с планом эвакуации. Тщательно всматриваясь в обозначения, физик не заметил Павла Анатольевича, подходившего к нему.

«Кстати, вчера, после разговора со Славой в кабинете ОБЖ, он съездил в областную больницу, добился того, чтобы ему включили запись с камеры изолятора, в убыстрённом режиме просмотрев последнюю неделю пребывания в нём физика, нашёл, когда тот подходил к шкафам, но, как и заверил Слава Интерна, он стоял к камере спиной, а каждая полка имела собственные стекло, и даже если он их открывал, на камере этого видно не было. В госпиталь Павел Анатольевич вернулся злым, с мелькнувшей в машине мыслью о том, что, может быть, Слава и был прав, когда сказал, что у него теряется здоровый рассудок. Кстати, его торопили, и врач так и не посмотрел запись дня, когда отравился Вячеслав Владимирович, хотя, когда ехал обратно эта идея пролетала в мыслях, но забылась.»

– Доброе утро.

– Толстячок, представляешь, у нас Глеб пропал. – вскрикнул Слава, отворачиваясь от плана и подходя к лестнице, у которой остановился врач.

– Чему ты тогда улыбаешься? – обозлившись на «толстячка», осадил его Павел Анатольевич.

– Тебе.

– Не утомляй мышцы лица, мне она безразлична.

Они начали спускаться, а Слава улыбаться не перестал.

– Как ты сегодня спал? – продолжил Павел Анатольевич.