Последствия

– Быстро и практично. Раз ты так спешишь, не буду задерживать. – вошёл в его положение Михаэль и отпустил спешившего юношу.

Прибежав домой, заметив в это время, что сознание его бесследно отчистилось от напоминаний о во многом забытом, но в сути своей оставшемся навсегда в его памяти дне, Антипатрос попытался изобразить свою задумку на восковой табличке и, закончив рисунок, под испепеляющим Солнцем, отнёс его Изокрэйтсу, который рассказал юноше, как распределить работу между добровольцами, и отправил его к кандидатам с поручениями к приготовлению к строительству.

Для пристройки комнаты, лесорубы повалили несколько десятков деревьев, столяры вырезали столы и табуреты, а не имеющие мастерства землепашцы, а также те, чьё ремесло в определённых предметах не пригодилось, помогали в строительстве, выпиливании и сколачивании брёвен. На непосредственное сооружение ушло чуть больше двух недель, и на следующий день, после объявления о готовности здания стать местом препровождения досуга, начались занятия. В школе установили три больших, поставленных горизонтально друг за другом, стола для учащихся и один для Антипатроса, несколько шкафов для книг и письменных принадлежностей: восковых дощечек и стилосов, которые в большом количестве учитель, как с гордостью именовал себя Антипатрос, купил в Платеях на деньги, одолженные у Изокрэйтса.

Первый урок посетили восемнадцать детей – что составляло всё молодое население деревни, за исключением Василики и её братьев, отцы которых во время строительства переменили своё мнение, и плата их составляла половину от принятой в последующие годы для тех, кто принимал участие в строительстве.

«Странно, что автор далее не упомянула больше об устройстве занятий в школе, так что придётся дописать об этом за неё. Расскажу сейчас о программе обучения, чтобы больше к этому не возвращаться. Первые месяцы они изучали «новые» для деревенских жителей слова, азбуку и упражнялись в чистописание. Как это было смешно! После того как все буквы были изучены, и дети могли без ошибок писать многие слова, приступили к чтению, также Антипатрос уделял внимания и другим наукам: астрономии, математике, истории и географии. К зиме новость о частной деревенской школе распространилась на всю округу, и дети некоторых зажиточных землевладельцев, тоже приступили к общему обучению, но в отличие от селян, платили монетой, в несколько раз уменьшенный в весе, от той, которую устанавливали в школах полисов. Кстати, Антипатросу предлагали преподавать в Платеях, но, конечно, он отказался. Денег, зерна и прочего у него хватала сполна, и, если при внесении платы за обучение, у него уже имелась достаточная часть продовольствия, и он боялся не успеть употребить всё до их загнивания,

Антипатрос урезал взнос для каждого плательщика, но поправлюсь, что денежная плата своего размера не меняла. К концу первого года признание, известность и значимость Антипатроса поднялись до уровня самых деятельных жителей деревни: Мелисы и Изокрэйтса.»

Через три года, Антипатрос научил детей, идущих в одном потоке без деления по возрасту, всему, что считал нужным для того, о чём обещал их родителям. Но некоторые, состоявшие из Софокльза и Василики, решили продолжить обучение, углубляясь в тонкости каждой науки.

«Автор разочаровывает меня в этой главе! Столько недосказанности! Придётся подтолкнуть её к написанию.»

А теперь стоит описать тернии этих ребят, с которыми им пришлось столкнуться из-за отца, не соглашавшегося на любые предложения и очаровательные замки судьбы его детей, выстроенные Антипатросом. Как-то раз, когда очередной учебный день первого года кончился, и учитель вышел проводить ребят, но заметил Софокльза и Василику, сидевших около окна. Антипатрос распрощался с учениками и направился к детям Байона.

– Вот. – сказал Софокльз, протягивая юноше хлеб. – Плата за обучение.

Это разрушило последний мост терпения Антипатроса.

– Заходите. – подталкивая их к двери проговорил учитель, а лицо его осложнилось задумчивостью.

Когда дети сели за ближайший к месту учителя стол, Антипатрос отдал им хлеб.

– Забери, это плата за урок. – настоял Софокльз, передвигая кусок к краю.

– Нет. Вы украли его у своей же семьи.

– Отец дал его мне, значит он мой, и я могу им распоряжаться, как захочу.

Хлеб оставался на столе. Залети бы в окно птица и унеси было его с их глаз, спор прекратился бы мгновенно. Но сколько бы они ни выжидали, боги не вмешивались. И хотя принципы, под силой которых спор не прекращался, разнились, центром их зарождения был Байон.

– Тогда съешь его, это точно принесёт больше пользы. – прервал молчанье Антипатрос. – Учить я вас буду и без этого.

– Но другие платят. – поддержала брата Василика.

– У других…хорошие родители. Они, как все здравомыслящие эллины, знают важность образования. Но вашего отца я не понимаю. – на слова учителя дети молчали, уперевшись в него глазами, у Софокльза в них пылала неотступность от своего решения, а Василика имела розоватую кожу вокруг глазниц (видно, она плакала меньше часа назад) и просящий взгляд к Антипатросу. Учитель продолжил. – Почему с вами не пришли братья?