Последствия

22
18
20
22
24
26
28
30

Месяц – и Вячеслав Владимирович начал двигаться – небольшие эмоции на лице и имеющие небольшую амплитуду вращение конечностей. Зажили полученные перед побегом раны, вывихи и пр. В день, когда у учёного первый раз повернулась рука ладонью вверх, чувства Павла Анатольевича разорвали его изнутри так, что на следующий день он чуть снова не впал в депрессию из-за переизбытка радости. Через неделю открылись глаза, врач начал читать вслух книги: сказки, классику, научную литературу – включал классическую музыку. Прождав ещё неделю, убрали капельницу, вернули стол на первоначальное место (зал приобрёл тот вид, который остался в памяти Вячеслава Владимировича), учёный осознанно жестикулировал, кормился с ложки; делал всё, только не говорил, но это не беспокоило Павла Анатольевича – он дал мужчине срок ещё в два месяца. Теперь при нём дежурила медсестра, а врач вернулся к своим управленческим обязанностям, и не находился в изоляторе только в моменты обхода и приёма пищи. Разрешалось посещать Вячеслава Владимировича и давно просившемуся студенту, он и кормил учёного. Иногда заглядывали Лизавета и Пётр Семёнович. Всем находившимся в изоляторе было наказано, что как только учёный произнесёт любой звук – бежать за Павлом Анатольевичем.

Следующим месяцем (вторым с вечера впадения в кому) после обеда, когда главврач собирался навестить больного, в его кабинет вошла, держась за голову, расстроенная медсестра, назначенная в изолятор.

– Я так больше не могу! Павел Анатольевич, какое ребячество, цирк! – упав в кресло, перед столом, воскликнула девушка.

– Настя, кто в изоляторе? – обеспокоенно воскликнул Павел Анатольевич, подходя к ней.

– Вы мне скажите, кто это. Он… он плюётся в меня и вот так языком. – она высунула язык, и он задрожал, издав звонкую трель.

– Это прекрасно! Почему ты раньше не сказала? Давно?

– С утра, и не умолкает.

– Чудесно! Почему ты раньше не сказала? Ну идём, идём! – торжествовал врач, выходя из кабинета. – Быстрее, быстрее. – подгонял он неторопливо проходившую комнату девушку.

– Покажи ещё раз, как он.

Кабинет Павла Анатольевича располагался на последнем, четвёртом этаже, но и тут не в многолюдном, а сейчас кроме них в нём никого не было, коридоре, в который в любое мгновение мог забрести человек, стесняясь, Настя повторила действие, язык дрогнул и звук разнёсся по всему этажу, и девушка тут же стихла. Её комплексы не волновали врача, и он ещё с большим энтузиазмом спустился в изолятор.

Вошёл в зал Павел Анатольевич, по обыкновению, вальяжно и устроился за столом напротив полусидевшего Вячеслава Владимировича.

«С месяц к нему не заходил, а он вон как изменился. Щетину отрастил, видно брили неделю назад, и стригся в конце того месяца, ещё при мне. А на студента как стал похож, кожа да кости, и лицом постарел, глаза впали. Может это из-за комы? Ну да я не врач, не разбираюсь. Вот вы там… хотя неважно.»

Голова его смотрела на ноги и на вошедших внимания не обратила. Начиная с первых дней сознательности его, после первого открытия глаз, что-то изменилось в поведении мужчины. Вячеслав Владимирович, как велось у него раннее в госпитале, был человек социально активный, сейчас же его внимание было рассеянным, так как речевой аппарат его заменяли глаза (если при разговоре он смотрел на собеседника, значит принимал в неё активное участие), которые он отводил от говорящего или отворачивал голову, погружаясь в мысли, что высказывало его безразличие к теме. И то, как он не поздоровался, всё теми же глазами, рассуждая о чём-то сам с собою, являлось нормой для его нового состояния.

– Вячеслав Владимирович… – протянул Павел Анатольевич, привлекая к себе внимание. – Вячеслав Владимирович… – он безответно продолжил, не снижая ласки. – Слава. – погрубев и как бы изумляясь, что мужчина не реагирует, не оставлял попыток привлечения внимания врача, усаживаясь на стул.

Услышав своё имя, Слава удивлённо возвёл глаза.

– Привет (Павел Анатольевич улыбнулся), Настя говорит, что ты её дразнишь, язык показываешь. Правда?

Слава отрицательно мотнул головой.

– То есть она мне соврала?

Невозмутимым лицом Слава кивнул.

– Я не врала! – воскликнула стоявшая между кроватью и столом медсестра.