Тяжелые сны

22
18
20
22
24
26
28
30

Наконец поднялся Мотовилов. Струя оживления пробежала в зале, – и вдруг настала тишина, да такая жадная, трепетная тишина, что нервным людям даже сделалось жутко. Мотовилов говорил:

– Поздравляю вас, дети, с окончанием вашего годичного труда. При этом не могу не высказать вам моего наблюдения: я замечаю на ваших лицах отпечаток грусти. Не стану расспрашивать вас о причинах этой грусти, так как она касается отчасти и нас самих. Мы не видим в своей среде вашего учителя и нашего сотоварища, Алексея Иваныча Молина. Я не имею права вдаваться в обсуждение причин, по которым мы его здесь не видим. Но общественное мнение громко говорит об его невиновности, – и мы уверены, что закон и общественная совесть снимут с него пятно, возводимое обвинением. Мы можем надеяться, что снова увидим Алексея Иваныча в своей среде таким же, каким он был и прежде, полезным деятелем. Прощайте, дети! Идите по домам!

Все зашевелились. Задвигались стулья. Ученики расходились со своими родителями. Гости шумно заговорили. Какая-то барышня спрашивала:

– Только-то и было?

Многие были разочарованы – ждали большего.

Казначей говорил:

– Да, это не того… перцу мало. Надо было этого Шестова хорошенько пробрать.

Исправник заступился за Мотовилова:

– Нет, братцы, он все-таки молодец, енондершиш, за словом в карман не полезет.

– И гладко стружит, и стружки кудрявы, – сказал Дубицкий.

Крикунов был вполне доволен: глазки его весело горели, и он злорадно посматривал на Шестова. Мотовилова окружили: поздравляли, горячо восхваляли речь. Он сиял и самодовольно говорил:

– Я, господа, на правду черт. Я нараспашку, говорю по-русски, режу правду-матку.

Приглашал оставаться на завтрак. Для завтрака очищали место в этой же зале: несколько учеников относили стулья в сторону, сторожа волокли столы, составляли их вместе, покрывали скатертями. Когда лишний народ вывалился, стало свежее и прохладнее. С улицы доносились веселые детские крики, птичий писк и струи теплого воздуха.

– Вы останетесь? – спросил Шестов у Логина.

– Не имею охоты, – улетучусь незаметно.

– Ну и я с вами уйду.

Но не удалось уйти незамеченными: Крикунов бегал по училищу в хлопотах и попыхах и наткнулся на них, когда они разыскивали пальто.

– Василий Маркович! Егор Платоныч! Голубчики, куда же вы?

– Извините, Галактион Васильевич, не могу, – решительно сказал Логин.

– Помилуйте, да как же можно! Обидеть нас хотите. Да вы посидите хоть немножко.