– Что ж, следователь может еще допрос сделать, – смущенно говорил Шестов.
– Но может и не сделать. Я вам советую убедить вашу тетушку, чтоб она сама явилась к следователю и заявила ему, что ее первое показание, так сказать, не точно, что она не слышала, там, этой двери, ну и так далее, вообще, чтоб видно было, что нельзя сказать, входил он в кухню или нет.
– Я, Алексей Степаныч, говорил со своей тетушкой об этом деле, – сказал Шестов дрожащим голосом.
– Такс, ну и что же? – строго спросил Мотовилов.
– Она, конечно, не согласится на это. Все именно так и было, как она показывала.
– Ну, вы должны убедить ее, наконец даже заставить.
– Как заставить?
– Да, именно заставить. Вы содержите ее и ее сына на свой счет, ее сын освобожден от платы в нашей гимназии, – и это надо очень ценить, – она должна вас послушаться.
В лучах солнца глиняный рак на столе краснел, как Шестов, и стыдливо прятался под его вздрагивающими пальцами.
– Выходит, как будто я должен припугнуть ее, что прогоню ее от себя, если она не послушается?
– Да, в крайнем случае намекнуть, дать понять, даже прямо объявить. Это для вас самих очень важно, вся эта грязная история может отразиться даже на вашей службе.
Мотовилов придал голосу и лицу внушительное выражение, что любил делать.
– Нет, Алексей Степаныч, я не могу так поступить.
– Напрасно. Потом сами пожалеете. Кто заварил кашу, тому и расхлебывать.
– Это, по-моему, даже нечестно – давать ложные показания.
Шестов встал. Дрожал от негодования, искреннего и наивного.
– Нет, вы меня не поняли, – с достоинством сказал Мотовилов, – я вам недолжного не могу посоветовать, – посмотрите, у меня борода сивая. Я вас просил только, во имя чести и правды, повлиять на вашу тетушку, чтобы она вместо неверного показания дала верное.
– Вот как! – воскликнул Шестов.
– Да-с, вот как. У вашей тетушки свои виды, а по нашему общему мнению, тут только один шантаж, и это обнаружится, могу вас уверить. А если ваш товарищ, к нашему общему сожалению, и пострадает из-за вашего коварства, то вы, поверьте мне, ничего не выиграете по службе.
– Зачем вы мне грозите службой?