– По чужой дорожке ходишь, чужую травку топчешь, – смотри, как бы шеи не сломать.
Актер сделал глупое лицо из народной пьесы, расставил ноги, тупоумно ухмыльнулся и заговорил:
– Ась? Это, то ись, к чему же? То ись, к примеру, невдомек маненечко. Вот, дяденька, – обратился он к Гуторовичу, старику актеру на комические роли, – барин серчает ни с того ни с сего, ажно испужал. Чем его я огорчил? Ей-ей, невдомек.
Морщинистое, дряхлое лицо Гуторовича сложилось в гримасу, которая должна была изобразить смиренную покорность подвыпившего мужичка, и он залопотал, помахивая головою и руками по-пьяному и показывая черные остатки зубов:
– А мы, Виташенька, друг распроединственный, песенку споем, распотешим его высокоблагородие, судию неумытного.
– А и то, споем, старче.
Андозерский пробормотал что-то неласковое и отошел от стола. Пожарский и Гуторович обнялись и запели притворно-пьяненькими голосами, пошатываясь перед столом:
Актеров окружила компания подвыпивших мужчин. В середину толпы замешалась развеселая жена воинского начальника; она выпила две рюмки водки с юным подпоручиком, за которым ухаживала. Всем было весело. Гуторович для увеселения зрителей изображал некоторых лиц здешнего общества в интересные моменты их жизни: врача Матафтина, как он осматривает холерных больных на почтительном расстоянии и трепещет от страха; спесивого директора учительской семинарии Моховикова, как он с неприступноважным видом и со шляпою в руке расхаживает по классам; Мотовилова, как он говорит о добродетели и проговаривается об украденных барках; Крикунова, как он молится и потом как дерет за уши мальчишек.
– Вот черт-то! – восклицал Баглаев, – животики надорвешь.
Все это наконец до невыносимости опротивело Логину. Ушел. Гуторович мигнул на него веселой публике, изогнул спину и зашептал:
– Экая беда, прямо по земле ходить человеку приходится. Пьедестальчик, хоть махонький, а то ведь так же нельзя, господа.
«Господа» радостно захохотали.
Логин вошел в одну из гостиных, где слышался звонкий смех барышень.
«И здесь, наверно, встретится что-нибудь пошлое», – пришло ему в голову.
Увидел Андозерского – тот успел чем-то насмешить девиц. Среди барышень была Клавдия. Кроме Андозерского, здесь не было других мужчин. Логину показалось, что Андозерский смутился, когда увидел его: круто оборвал бойкую речь. Глаза барышень обратились к Логину, веселые, смеющиеся. Клавдия смотрела задорно; что-то враждебное светилось в глубине ее узких зрачков, и злобно горели зеленые огни ее глаз. Она сказала:
– Мы только что о вас, Василий Маркович, говорили.
И слегка отодвинулась на стуле, чтобы Логин мог сесть на соседний стул, который раньше был прикрыт складками ее юбки.
– Легки на помине! – весело сказала маленькая кудрявая барышня с лицом хорошенького мальчика.
– Л юбопытно, что интересного нашлось сказать обо мне, – лениво молвил Логин.
– Как не найтись! Вот Анатолий Петрович рассказывал…