Наконец ужин кончился Сквозь шум отодвигаемых стульев, топот ног и весело-оживленный ропот разговоров послышались звуки музыки: молодежь собиралась еще танцевать. Но гости, более отяжелевшие, прощались с хозяевами.
Логин вышел на лестницу вместе с Баглаевым. Юшка увивался вокруг Логина и лепетал что-то. Логин на крыльце протянул руку Баглаеву и сказал:
– Ну, нам в разные стороны.
– Зачем, чудак? Говорю, пойдем пьянствовать.
– Ну вот, мало пили! Да и куда мы пойдем так поздно?
– Уж я знаю, я тебя проведу! Чудород, нас пустят, – убедительно говорил Баглаев. – Даром, что ли, я от жены сбежал? Пусть она мазурку отплясывает, а мы кутнем. Право, чего там, тряхнем стариной!
Логин подумал и пошел за ним. Скоро их догнал Палтусов.
Юшка, хихикая, спрашивал:
– А, волыглаз! Бросил гостей?
– Ну их к черту, – мрачно говорил Палтусов. – Твоя жена тебя хватилась, так я обещал тебя найти…
– И напоить, – кончил Логин.
– И доставить домой.
– Ой ли? – хихикал Баглаев. – Так я и пошел домой, держи карман. Нет, черта с два.
– Скажу, не нашел, – говорил Палтусов. – Голова болит, напиться хочется.
– Дело! – сказал Логин.
– Нельзя мне не пить, – объяснял Палтусов. – Жить в России и не пьянствовать так же невозможно для меня, как нельзя рыбе лежать на берегу и не задыхаться. Мне нужна другая атмосфера… Тьфу, черт, здесь и фонари не на месте!.. Исправники, земские начальники, – меня от одного их запаха коробит.
Все колебалось и туманилось в сознании Логина. Сделалось как-то «все равно», С чувством тупого удовольствия и томительного безволия шел за приятелями, прислушивался к их речам и бормотанью. Их шаги и голоса гулко и дрябло отдавались а ночной тишине.
В трактире, куда они зашли через задние двери, дрема начала овладевать Логиным. Все стало похоже на сон: и комната за трактиром, слабо освещенная двумя пальмовыми свечками, – и толстая босая хозяйка в расстегнутом капоте, которая шептала что-то невнятное и, как летучая мышь, неслышно сновала с бутылками пива в руках, – и это пиво, теплое и невкусное, которое зачем-то глотал.
Палтусов говорил что-то грустное и откровенное, о своей любви и о своих муках; имя Клавдии раза два сорвалось у него ненарочно. Юшка лез к нему целоваться и плакал на его плече. Логин чувствовал великую тоску жизни и хотел рассказать, как он сильно и несчастливо любил: ему хотелось бы, чтоб Юшка и над ним заплакал. Но слова не подбирались, да и рассказать было не о чем.
– Зинаида! – воскликнул Палтусов. – Я никогда ее не любил, а теперь она мне ненавистна.