Тяжелые сны

22
18
20
22
24
26
28
30

– Должно быть, вам доверяют.

– Я имею за собой пятнадцатилетнюю опытность и некоторое знание школы, – продолжала Ивакина, – что и помогло мне не потерять головы, не отрясти праха от ног своих и не убежать без оглядки. Впрочем, тому, что я была забыта, причиной, вероятно, личные счеты, хотя, по моему крайнему разумению, в таком деле, как народная культура, личные недоразумения следует откладывать в сторону до более удобного случая. Я, например, не могла добиться полного сочувствия в таком полезном и чрезвычайно благородном предприятии, как «товарищество покровительства полезным птицам» из школьников, устроенное недавно мною.

– Как же это, я не понимаю, полезные птицы из школьников? – спросил Логин с досадливою усмешкою.

– Нет, школьники по моей инициативе составили из себя товарищество для покровительства полезным птицам, гнезда которых разоряются мальчиками из шалости.

– А!

– Можете себе представить, даже такая светлая личность, как Ермолин, отнесся к этому делу без должного сочувствия, – хотя он и признает это товарищество полезным, но не смотрит на него как на дело возвышенное, идеальное.

– А Анна Максимовна как смотрит на это дело?

– Она слишком молода. Она еще только улыбается, когда с нею говорят о таких серьезных вопросах. Она только жать хлеб умеет да свои платочки стирать, а вопросы высшего порядка ей малодоступны.

– Вот как!

– Но я все-таки устроила это товарищество. Ни за какие блага в мире я не намерена в чем-нибудь скиксовать!

– Это делает честь вашей энергии.

– Наша обязанность – посвящать все силы святому делу просвещения. Не то поразительно, что приходится вести борьбу с дикостью массы – это естественно, – а поражает то грустное явление, что лица, которых обязанность – служить духовному просвещению этой массы и поддерживать учреждения, стремящиеся к той же великой цели поднятия масс, поступают как раз наоборот: подкапывают эти учреждения, стараются всячески уронить их в глазах народа, не брезгая для этого ни заугольными сплетнями, ни грязными инсинуациями или прямо клеветой. Я говорю о тамошнем священнике, господине Волкове. Это человек, которого не сразу раскусишь, совершенный хамелеон. Он расточает любезности, пожимает вам руку, а в то же время всячески старается вас подкузьмить и пишет на вас кляузные доносы. Я не стала бы подымать всей этой грязи, если б не считала себя нравственно обязанной разоблачить шашни этого человека.

Ивакина тарантила бы еще долго. Но Логин угрюмо и настойчиво перебил ее:

– Послушайте, Ирина Петровна, вы не пишете ли стихов?

Ивакина опешила:

– Но какое же отношение? Я не понимаю… Конечно нет.

– Знаете что? Вы подождите немножко… хотя воздушных шаров.

– Как? Аэростатов?

– Вот когда полетят всюду управляемые воздушные шары, тогда и без газеты ваш аванпост, как вы изволите выражаться, будет сильнее, я вам ручаюсь за это.

– Но как же это ждать? – лепетала Ивакина в недоумении.