Права Церквей и единство Церкви. Каноническое и историческое исследование по поводу украинского церковного вопроса

К сожалению, понятие равночестности, равных преимуществ Рима и Константинополя истолковывается превратно. В то время как нужно было бы указать, что два престола имеют равную честь и по отношению друг к другу, и по отношению к прочим патриархатам, эта равночестность представляется в смысле того, что эти два престола, будучи равночестными, превосходят оба равным образом честью преимуществ три другие патриаршие кафедры пентархии. Профессор Власиос Фидас ссылается на «исключительные привилегии» определенных престолов, но совершенно верно не ограничивает их только престолами Рима и Константинополя, а усваивает их и другим престолам (Φειδ&ς. Προϋποθέσεις. Σ. 185–229).

41

Πηδάλιον. Σ. 157–158; [рус. пер.: Пидалион. Т. 1. С. 81].

42

Δοσίθεος. Δωδεκάβιβλος, II. 2. 9. Σ. 283. В современной библиографии и статьях появляется смешение между понятием канонически утвержденной «иерархичности» (последовательности, порядка) в чине «преимущества чести» и понятия также канонически утвержденной «равночестности» «преимущества чести». Оставляя в стороне другие ссылки, укажем выборочно, что блаженнейший митрополит Сардский Максим в своем классическом каноникоисторическом исследовании, после подробного раскрытия темы и уточнения, что «с онтологической точки зрения все епископы и предстоятели каждой из Поместных Церквей являются абсолютно равночестными…в то время как согласно межцерковному каноническому чину Вселенской Церкви, с которым связано понятие «автокефалии», епископы не являются равночестными», добавляет: «Православная Церковь всегда знала первого епископа в каждой области (архиепископа, митрополита, патриарха), как знает и первого епископа во Вселенской Церкви. Таковым с эпохи раскола упоминается Константинопольский [Патриарх]» (Μάξιμος (Χρηστόπουλος), μητρ. Το Οικουμενικόν Πατριαρχεΐον έν τή Ορθοδόξω ’Εκκλησία. Θεσσαλονίκη, 1989. (Άνάλεκτα Βλατάδων; 52). Σ. 7). Смешение понятий, о котором мы говорим здесь, находится во втором предложении: «Как знает и первого епископа во Вселенской Церкви» – и заключается в том, что не уточняется, в каком точно смысле «знает» Церковь «первого» в этом случае. Проясняя вопрос, отмечаем, что «первый» в каждой автокефальной церковной юрисдикции (периферийный уровень, согласно современной академической терминологии) признается его епископами как «их глава» и имеет статус первой кафедры (πρωτοκαθεδρία), с определенными вытекающими из него полномочиями в пространстве его юрисдикции; тогда как «первый епископ во Вселенской Церкви» (всемирный уровень по академической терминологии) не является «главой» (в смысле 34-го апостольского правила) по отношению к его собратьям-первоиерархам, но является просто первым в последовательности (чине, порядке) равных преимуществ чести предстоятелей (προκαθημένων) Православных Церквей, а именно – занимает первое место среди равных на межправославных Соборах. В защиту мысли о «едином всемирном первом» как о координационном центре было высказано следующее мнение: «Игумен монастыря, как председатель монастырского собора старцев, или архиепископ, как председатель иерархии автокефальной Церкви, или патриарх, как председатель предстоятелей, выражают решения собраний, на которых председательствуют, по отношению ко внешним, потому что это «главы» этих групп». Но эта точка зрения, отмечаем мы, не является точной. Потому что игумен в своем монастыре и архиепископ в своей Поместной Церкви являются «главами» соответствующих административных групп и, следовательно, выражают их соборное решение известными способами: «кафигумен такой-то и со мной во Христе братия» или «архиепископ такой-то, проэдр». Однако среди предстоятелей Поместных Церквей, обладающих равными преимуществами чести, занимающий первое место действует и обращается ко внешним не как глава собрания предстоятелей (глава предстоятелей – только Христос), но как имеющий в нем (в собрании предстоятелей) предоставленную другими предстоятелями компетенцию координации и выражения общих решений; и, конечно, он ставит также свою подпись и принимает решение. Пример функционирования Священного Кинота Святой Афонской Горы является характерным выражением духа действия корпуса предстоятелей и способа выражения по отношению к внешним общих решений. Среди 20 священных обителей Святой Горы существует «чин» (с первой по порядку священной обителью Великой Лавры). Таким же образом и среди представителей священных обителей в Священном Киноте существует соответствующий чин и порядок, по которому первым является представитель Великой Лавры; но этот факт не дает этому представителю более высокого места и не выделяет особо его подпись среди подписей других представителей: все подписываются вместе как «все в Священном Собрании представители. „Двадцати Священных Обителей Святой Горы Афон», и лишь в редких случаях ставят свои равночестные подписи в последовательности чина священных обителей. Этот последний образ выражения и подписей встречается и в деяниях Вселенских Соборов, где соблюдается с точностью и благочестием «чин преимущества чести», но все подписываются одним и тем же образом. Координационная роль Вселенского Патриархата, необходимая в современной системе устройства и сотрудничества Поместных (Автокефальных) Церквей в связи с тем, что более не существует решающей роли Ромейского (Византийского) императора, не имеет смысла «всемирного главы» в Церкви. Одновременно, однако, не должно ставиться под сомнение его канонически утвержденное первое место на заседаниях. В эпоху до Константина Великого Поместные Церкви всегда признавали авторитет за определенными лицами (предстоятелями Церквей), такими как Афанасий Великий, Василий Великий, Юлий Римский и еще ранее Дионисий Александрийский.

43

Смотри в связи с этим у Досифея Иерусалимского: «Но поскольку епископы крупнейших городов, превосходящих другие, а именно Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, по разным причинам по злободневной потребности или необходимости совершали многое и в других епархиях, мало-помалу это стало восприниматься не как действия экстерриториальные, а как справедливые деяния, и такая постоянная практика превратилась в обычай, чтобы эти епископы распоряжались в подчиненных им епархиях и диоцезах на законном каноническом основании. Когда у каждого из этих городов появилось это обыкновение, неясно» (Δοσίθεος. Δωδεκάβιβλος, II. 3. 1. Σ. 290).

44

Прп. Никодим имеет в виду также церковное состояние своей эпохи. Как было сказано выше, «преимущества последовательности чести» (порядок предстоятелей в диптихе, в котором первым после Великой схизмы 1054 г. несомненно и неизбежно стал Константинопольский Патриарх) не являются тождественными «преимуществу чести», которое, согласно канонам, является равным для всех предстоятелей автокефальных Церквей. «Первенство чести» предстоятелей автокефальных Церквей является естественным следствием, вытекающим из самой природы каждой Поместной Церкви, как являемой в том или ином месте всецелой Церкви. Все Церкви Христовы являются равным образом равночестными, с одинаковым правом голоса, с равными

возможностями. Все признают у своего предстоятеля «преимущества чести». При этом преимущество кафедры Константинопольской Церкви в последовательности диптихов и на уровне межправославного сотрудничества не может быть оспорено или не может умалиться из-за факта равночестности Поместных Православных Церквей, поскольку по каноническим основаниям Поместные Церкви признают Константинопольский престол первой кафедрой. Разумеется, для находящихся в юрисдикции Вселенского Патриархата имеют особую вневременную и бесспорную силу слова Нунехия Лаодикийского на IV Вселенском Соборе: «Слава престола Константинопольского – наша слава, ибо и мы оттуда приобщаемся к чести, равно как и она принимает попечения о нас» (ACO. T. II. Vol. 1/3. P. 97). Совершенно другого порядка (не экклезиологического) тот факт, что мы почитаем каждого нашего Вселенского Патриарха как [Симона] Киринеянина для страждущего Ромейства, а наш Вселенский Патриархат – как организацию, взявшую на себя иго народа в самые трудные времена. Конечно, и другие православные народы ощущают подобным образом своего собственного патриарха и свою Поместную Церковь. Но эти вопросы, хотя и являются священными, не являются темами, затрагивающими природу Церкви, ее единство, апостольство и кафоличность.

Утверждается также, что автокефалия или патриаршее достоинство новосозданных автокефальных Церквей ожидает признания Вселенским (Всеправославным) Собором, в соответствии с имевшим место фактом признания Кипрской Церкви III Вселенским Собором. Это не плохо, наоборот, очень хорошо. Однако это предложение может пониматься превратным образом: а именно, что каждая Поместная Церковь имеет законное право предоставить в одностороннем порядке автокефалию части другой юрисдикции и оправдать впоследствии это антиканоничное деяние ожиданием, что это признает будущий Вселенский (Всеправославный) Собор. Однако таким образом появляется серьезная проблема вторжения в права «других Православных Церквей», чем и занимается настоящее исследование. Мы считаем, что только те автокефалии, которые не были приняты всеправославно с согласием Поместных Церквей, нуждаются в утверждении Вселенским (Всеправославным) Собором. Например, автокефалия Кипрской Церкви была признана Эфесским Вселенским Собором 431 года, поскольку Церковь Антиохии сомневалась в ней. Вселенский суд и решение Церкви необходимо по сомнительным вопросам, которые испытывают ее единство и мир Поместных Церквей. Если и сегодня появляется сомнение в определенных автокефалиях, и до сих пор согласие Поместных Церквей является формальным, ради мира и евхаристического единства, а не существенным, для этих конкретных случаев необходимо конечное решение Вселенского (Всеправославного) Собора.

45

Πηδάλιον. Σ. 130–131; [рус. пер.: Пидалион. Т. 2. С. 27–28].

46

Проф. В. Фидас пишет: «Отношения Медиоланского престола с престолом старшего Рима на Западе были отношениями полной административной автономии и, более того, соперничества в степени влияния» (Φειδ&ς. Προϋποθέσεις. Σ. 176). Досифей Иерусалимский пишет о сверхмитрополичьей юрисдикции Рима: «Римский [епископ] (распоряжался) всем Западом» (Δοσίθεος. Δωδεκάβιβλος, II. 3. 1. Σ. 290), но одновременно уточняет, что она была ограничена окрестностями Рима: «из этого ясно, что власть Рима была ограничена и не распростиралась на весь мир…» (Ibid. II. 3. 4. Σ. 295). И далее: «Нужно отметить же, что из приведенных выше латинских толкований правила мы не можем различить, имеются ли в виду местности вокруг Рима, то есть Пицен, Тусция, Лаций и Валерия, которые и по-латыни именовались [Италия] Субурбикария [от suburbus «пригород» – Рей.], или же весь Запад: но достаточно и того, что власть Рима была ограничена некоторой областью» (Ibid. II. 3. 5. Σ. 298).

47

См.: Σύνταγμα. Τ. 2. Σ. 129; Πηδάλιον. Σ. 129–133; [рус. пер.: Пидалион. Т. 2. С. 27–35].

48

3-е правило Сардикийского Собора: «… Таким же образом должно предусмотреть и следующее: если в митрополичьей области кто-либо из епископов имеет дело против своего брата и соепископа, то никто из них пусть не призывает в посредники епископов из другой митрополичьей области. Итак, если кто-то из епископов в некоем деле окажется осуждаемым и будет полагать, что у него есть не пустое, но справедливое основание еще раз возобновить суд, то, если вам угодно, почтим любовью память ап. Петра – и пусть те, которые произвели суд, напишут Юлию, епископу Рима, чтобы, если понадобится, с помощью соседних с митрополичьей областью епископов суд был возобновлен и папа назначил лиц, которые разберут это дело. Если же обвиняемый не может доказать, что его дело нуждается в пересмотре, то однажды вынесенный приговор пусть не отменяется и остается в силе как существующий».

4-е правило Сардикийского Собора: «Если епископ будет извержен судом этих находящихся по соседству епископов и скажет, что он опять берется за дело оправдания, то поставлять на его кафедру другого следует не прежде, чем Римский епископ, ознакомившись с делом, вынесет о нем определение».