— Для собрания как будто поздновато. Для совещаний — тоже. Остается предположить…
— Вот именно!
Катук смерил меня взглядом, подмигнул загадочно и пошел себе, посвистывая. Ему-то, конечно, стоит спешить. Жена не балует его, это известно всему кварталу.
Майя Владимировна попросила меня зайти за нею сразу же после смены. Вероятно, задержалась на работе и хочет, чтобы я проводил ее до дома.
В операторской, как истый кавалер, я подал Майе Владимировне пальто. Когда мы попрощались с дежурным диспетчером, собираясь идти, вошел плотный человек в черном пальто и пыжиковой шапке; держал он себя уверенно, как дома.
— Здравствуйте, товарищ Саратова, — громко сказал он, протягивая ей большую руку.
— Здравствуйте, товарищ Юрюзанский. Почему вы без противогаза?
— Я заглянул всего на одну минутку. Неужели у вас такие строгости?
— Хайдар, подай, пожалуйста, товарищу Юрюзанскому противогаз.
На полке лежало несколько противогазов, и один из них я протянул секретарю горкома.
— Один древний поэт воспевал в красивых женщинах только нежность и красоту, но никогда — суровость…
Майя Владимировна улыбнулась.
— По-видимому, когда жил этот древний поэт, женщины не работали химиками.
— В принципе мне нравится строгость, — как-то серьезно сказал Юрюзанский. И добавил: — Вижу, вы уже готовы. По существу, я зашел за вами, чтобы сказать — машина подана. Седов остался в машине, а я вот зашел, чтобы… чтобы получить строгое предупреждение за нарушение правил техники безопасности.
— Но я не одна, со мной товарищ…
Юрюзанский повернулся ко мне.
— Что ж, и для вашего товарища место найдется.
Шофер встретил секретаря не особенно приветливо. Открывая дверцу, он сердито пробормотал:
— Давным-давно спать пора.
— Кому? — спросил Юрюзанский, пропуская меня и Саратову на заднее сиденье.