Казалось, он настойчиво избегал всего, что привлекало внимание девушек. Отвернувшись, Зифа грустно сказала подруге:
— Неинтересный сегодня праздник. Хоть домой уходи!
— Что ты! — удивилась подружка. — Ты только подумай, что ты говоришь!
— Пожалуй, я так и сделаю.
— Куда ты, Зифа? Остановись!
Да разве ее остановишь!
Буран не придал значения разговору с девушками. Он совсем позабыл о них, когда началась башкирская борьба. До того ли, когда решается честь аула!
Все, кто собирался принять участие в схватке, расселись вокруг поляны. Среди них были старики и молодые, знатные борцы и те, кто впервые решил испытать свои силы.
Буран увидел Аллаярова, старика лет шестидесяти, заядлого борца, который не пропускал ни одного сабантуя. На его памяти этот щуплый на первый взгляд старик укладывал подряд до десяти силачей. Среди карасяевцев, сидевших в кругу, Буран заметил Галляма и Давлета. Не удержались-таки!
Бросился в глаза широкоплечий, тугогрудый парень в тюбетейке. Болельщики с нескрываемым восхищением посматривали на него. Загорелая шея («бычья», — подумал Буран), тяжелая челюсть, крупные черты лица.
— Откуда он? — спросил Буран.
Кто-то ответил:
— Лесоруб из Авзяна.
На арену вышли два борца, судья подал им по полотенцу. Они обтерли пот, потом сблизились, забросили скрученные полотенца за спину друг другу, каждый из них положил голову на плечи противника. Теперь надо приподнять его и, покружив, бросить на землю, при этом разрешается делать подножку.
Прошло несколько схваток, менялись победители, уже вышли из соревнования Галлям и Аллаяров, а лесоруб все еще выжидал.
Круг борцов все уменьшался. К радости карасяевцев, вот уже пять схваток держался на арене Давлет.
— Следующая пара! — возвестил судья. — Сулейман Акназаров и тот же Давлет!
Лесоруб из Авзяна неуклюже поднялся и медвежьей походкой вышел на середину круга. Буран невольно сравнил их. Ростом они одинаковы, но силой, наверно, приезжий богаче: Давлет вел шестую схватку, а лесоруб берег силы.
В первые же минуты лесоруб, прижав противника к груди, приподнял его и с ловкостью, неожиданной для его грузной фигуры, бросил Давлета на землю.
Карасяевцы ахнули, самолюбивый Ясави побледнел. Не было еще случая, чтобы карасяевцы на своем сабантуе упустили победу. Но на этот раз, видно, не удастся сохранить славу.