– Знающие себе цену не продаются, да.
– Ты запомнила.
Затягивается и выдыхает, решает вернуться к былой теме. Мужчина говорит:
– Я вижу деньги как узаконенный (в мире беззакония, верно) эквивалент для общения нелюбящих говорить. Этакая искусственно выведенная социумом условность.
– А где эти деньги? Они хотя бы осязаемы?
– Раньше были. Сейчас же – нет.
– То есть вы, боги, рвёте друг друга и хвастаетесь друг перед другом пустым воздухом, ибо в действительности нисколько средств не имеете?
Хозяин Монастыря смеётся и соглашается:
– Если разносить по фактам, то да. И хоть мы и привыкли говорить «деньги», языком деловых бумаг всё, чем можно платить и что можно получать – кредиты. Каждому полученному кредиту находится документальное подтверждение, но его легко лишиться, а потому я предпочитаю старые добрые рыночные отношения.
– Кто сегодня приедет? Любители бесплатного пойла?
– И они тоже. Но больше – будущие спонсоры. Надеюсь, мы заручимся их покровительством и достроим это проклятое юношеское крыло. Тем более спальни требуют обновления и лоска; посетителям приедается смотреть в один и тот же потолок, пока на них прыгают монастырские кошки.
– Почему давно не привозили новых послушниц? Достаточно продать хоть одну вирго.
– Потому что ни одной вирго на близ расположенных землях нет, радость. А если и есть – их утаивают и по пути к конвою статуса лишают.
Начинаю хохотать – в меня врезаются непонимающие глаза.
– И какая на этот раз причина, Луна?
– Ты продал всех девственниц на свете, Хозяин Монастыря? Моё почтение.
– Это не смешно, прекращай.
– Ещё как.
– Хочешь скажу, кто большую часть из них ритуально провёл в мир отношений между мужчинами и женщинами?
В секунду замолкаю и бросаюсь волчьим взглядом.