И Базар выскочил за дверь, Джума остался. Ему хотелось поговорить с этим человеком, и он стоял, не зная, как начать.
Шаммы докурил сигарету, потом сказал:
— А ты что стоишь, как истукан? Или уходи, или садись.
— Шаммы-ага, простите его… — произнес Джума и присел на канистру.
Шаммы поправил подушку:
— Ну-ка, скажи правду, кто вас послал ко мне?
Джума молчал. Не хотел он говорить, что послали их сиплый Берды и Халима-апа.
— Мы сами пришли…
— Неправду говоришь, не ваши это слова…
Джума снова промолчал. Молчал и Шаммы. Потом заговорил:
— Обидели вы меня… Но на вас вины нет, вина на тех, кто вас послал.
Он помолчал, потом продолжил:
— Ты уже раз обидел меня. Помнишь, наверное, когда ты в Шехитли остался без глотка воды, а я догнал тебя. Я ждал, ты поднимешь руку, а ты и не подумал. Что же мне, уговаривать тебя надо было? Я со злости взял да и проехал мимо. Только я бы все равно остановился, даже если б эта чертовка не забарабанила по кабине.
Джума поверил Шаммы сразу: так оно и было, он не хотел поднимать руку, не хотел просить. Вспоминая дорогу к Караджару, он всегда краснел. Несколько дней назад Таган-ага к слову сказал:
— Неспроста это место назвали Шехитли — умирающий от жажды. В давние времена такой же молодой джигит, как ты, пустился в путь и умер без воды. С тех пор и осталось это название.
— Я ведь тоже живой человек, — говорил тем временем Шаммы, — могли бы прийти и сказать: «Шаммы-ага, давайте вместе поедем, и вы посмотрите, и мы». Захотел бы — поехал, а не поехал бы — поблагодарил, что и меня вспомнили… А вы с бутылкой лезете. Иди и скажи тому, кто тебя послал, — если у него так много водки, пусть выльет в Джар.
Последние слова Шаммы уже прокричал. Джума сам не заметил, как вскочил, ноги у него дрожали. От стыда он мечтал только скорей добраться до выхода, как вдруг Шаммы уже спокойно спросил:
— Во сколько собираетесь ехать?
Джума не сразу понял. Зачем это ему? Все равно ведь не повезет. Но все-таки ответил:
— Рано утром собираемся.