— Тогда я обещаю, что тебя сначала выслушают, а потом уже будут решать, что с тобой делать. Ямщи-и-ик! Слезай с чердака, сходи к старшому… Домино опять в за*упу полез… Эмир, это свои, убери обрез.
Тот, которого назвали Эмиром, оказывается, целился в сторону «еразика» из дырки в заборе, с противоположной калитке стороны дома. Меня бы он с первого раза хрен достал, а вот Щепку с Артеком — этих да, свалить бы смог.
После слов Лысого я руку со спусковых крючков убрал, а хайбер сунул под куртку — там у меня на кустарного производства портупее крепились ножны. Тесак-ятаган — это часть легенды, я над ним трясусь и ношусь как дурень с писаной торбой. Наверняка Лысый уже поведал об этом своему вождю, пахану, главарю... Или как это у них называется?
Зверская рожа Ямщика выглянула с чердака, Эмир и Лысый смотрели с грешной земли: закованные в наручники и избитые «седые» все втроем прошествовали с понурыми лицами через калитки к дому. Я закрыл дверцы «ЕрАЗа» на ключ, прекрасно осознавая, что это даёт только иллюзию защиты. Если будет нужно, обитатели страшного дома вскроют машину в два счета, и плакало моё ружьишко…
— Пошли уже, Шкипер, — сказал Лысый и, не побоявшись показать мне спину, прошел во двор и поднялся на крыльцо.
На холодной веранде стояли два кресла, покрытые ковровыми дорожками и круглый столик с вазочкой, в которой я увидел букет сухих бессмертников. В доме есть женщина? Сложно представить себе звероватых бандитов, украшающих жилище цветами...
— Давай присядь, подожди тут, — Лысый указал на одно из кресел. — Пока старшой там племянничка привечает...
Я присел, и тут же задумался — "племянничка"? Странные у них тут взаимоотношения. По всей видимости, родственные связи с главарем не давали Серёже каких-то особых преимуществ. По крайней мере, судя по ситуации в тренажерке и по этим вот странным репликам, особым уважением Домино не пользовался, хотя и водил за собой целую бригаду. Наверняка людей у него было больше, чем двое, просто по какой-то причине он не посчитал нужным брать с собой на дело всю банду. Или его люди отказались вписываться в мутное дельце.
— Скажи мне в двух словах, что у вас там произошло? — Лысый остановился у внутренней двери — массивной, выкрашенной синей краской.
— Эти убогие вломились ко мне в квартиру, но оказались третьими по счету желающими свести со мной счеты. По итогу — хрен там у них получилось. Мне еще и выручать ваших абибоков пришлось — присели они в КПЗ, и менты, видимо, хотели с ними вопрос по-свойски закрыть. Но мне такой расклад вообще не с руки: других выходов на сбыт у меня нет, и в одиночку гешефты делать в Минске — дохлое дело. Один идиёт не означает, что вы все идиёты, это я в подвальчике понял. Мне один земляк при погонах шепнул, когда их повезут, я водиле по кумполу дал, вытащил туебней… А они уже сказали, куда ехать.
— Дела-а-а… Ментов за собой сюда не притащили?
Я пожал плечами:
— Машину сменили. Старались — аккуратно.
— Дела! — повторил Лысый и, скрипнув половицей, скрылся за синей дверью.
Из-за двери раздавался гомон голосов, звяканье посуды, и — внезапно — звуки музыки:
—
Это было и вправду неожиданно — романсы в бандитском логове с утра пораньше. Было ли мне страшно? О, да! До дрожи. Я понятия не имел, что там внутри. Не знал — успеют ли приваловские волкодавы? И вообще не представлял, как воспримет неведомый и страшный Казанский новости о похождениях своего дебильного племянничка. Может он в нем души не чает и велит растерзать меня в сию же секунду, а я, дурак, приперся — вот вам, извольте, голова на плаху...