Кыыс-Хотун

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тпру! Стой, чертово животное! — ругался Беке, запрягая старого белого коня. — Ну и конь, норовистый — что его хозяйка!.. Стар, а брыкается…

— Ии, милый, — пролепетала Боккоя. — Зачем бедную конягу поносишь, если справиться не можешь? Конь что надо, смотри-ка: и масть, и осанка, — старуха погладила лошадь по холке.

— Что это ты, старая, вздумала хозяйскую скотину ласкать?

— Конь этот был моим когда-то. Тогда ты был совсем ползунком. Никто с ним не умеет обращаться.

Боккоя смахнула слезу.

— Видишь, ушами шевелит? Все понимает. Хоть и скотина, а добро помнит.

Боккоя, шаркая подошвами, побрела в юрту. Беке с сочувствием посмотрел ей вслед.

— А ну-ка, друг, опусти башку, — обратился он к коню, надевая хомут. Потом извлек из кармана засохший кусок лепешки и сунул ему в полустертые зубы. Конь покосился, но угощение принял. — Лопай, лопай, путь не близкий. Когда-то всех должников объедешь…

…Быстро катилась повозка по укатанной лесной дороге. Лошадью правила Аныс, а за ее спиной бездумно смотрела в небо Нюргуна. Госпожа послала девушек за данью.

— Ну как? — обернувшись, прокричала Аныс. — Что лучше: в амбаре сидеть или на повозке трястись?

Нюргуна рассмеялась. Вечно эта Аныс подшучивает. Посидела бы сама без воздуха и солнца, поубавилось бы, наверно, бойкости.

— А что, Аныс, о хозяине говорят?

— Смотря кто. Каменная Женщина твердит: муж за лекарством для нее в город поехал, а Беке — в управу, разводиться.

— А Беке откуда знает?

— Ну, с учителем они друзья. Да ты что делаешь вид, будто ничего не знаешь? Небось Беке записочки носит?

Нюргуна нахмурилась. Не выходит у нее из головы письмо Василия. Золото, золото… Почему Василий так настаивает на краже? Да и как его найти, проклятый клад? Попробовала заговорить с Боккоей, но так и не посмела спросить в открытую. Ну хорошо, возьмет она золото, убежит. А что будет потом со старухой? Какую кару обрушит на нее тетка?

— Что закручинилась? Смотри, к Тихону подъезжаем!

Из-за поворота показалась полуразвалившаяся юрта. Не успели девушки привязать коня, как навстречу им из ветхого жилища выскочили оборванные детишки. Нюргуна с досадой ощупала карманы: забыла захватить гостинцев. Она погладила детей по головкам, и ей стало так грустно, так тоскливо, что хоть беги на край света.

— А, за маслом? — худая, как скелет, дрожащая всем телом, как осина, показалась из юрты Ирина, жена Тихона. — Заходите, гости дорогие!

В словах ее не было никакой иронии, словно и в самом деле была она рада избавиться от масла.