«Неужели поплывем на ту сторону? — подумала Нюргуна. — Нет, вряд ли… Сама побоится. Из упрямства понукает Ланкы. Как же: собрались — и возвращаться назад. Мыслимое ли дело — в такую погоду. Не удастся на этот раз тетке сплавить меня замуж: река на моей стороне».
А Хоборос в эти минуты думала о старом князе. Крепкий старик. Обе его жены в свое время ходили как шелковые. Обломает рога и строптивой девке…
Как гнется под ветром прибрежный тальник! До самой земли. Кажется, все — конец слабому деревцу. Ан нет — распрямляется снова и снова принимает на ветви колючий от песчинок порыв урагана.
— Нюргуна, — разжала губы Хоборос, — забери из управы жалобу, которую писала за Тихона.
Нюргуна удивленно взглянула на тетку: с чего она вспомнила об этой жалобе в такую минуту?
— Ты слышишь, что я говорю? Забери жалобу из управы, — зло повторила Хоборос.
Нюргуна молчала. Перед ее мысленным взором возникла худющая Ирина, ее голопузые детишки. Припомнился вкус странного чая, которым угощала жена Тихона, и луч надежды в ее глазах, когда зашла речь об этой жалобе.
— Как я могу ее взять? — пожала плечами Нюргуна. — Жалоба не моя. Я только писала. Мне ее не дадут.
— Дадут. Кто не знает, что Тихон не кончал семинарий? Скажешь: писала ты, а не Тихон, все выдумала, чтобы меня позлить.
— Но ведь это будет неправда!
— Боишься солгать в мою пользу? А сколько мне лжешь?
— Не лгу.
— Лжешь… притворщица.
— Они же от голода, умирают!
— Тихона тебе жаль… Меня не жаль. Пусть тетка позорится. Ну что ж. Я нарочно об этом заговорила, чтобы тебя проверить. Ты ведешь себя как чужая — пеняй на себя!
Страшная угроза прозвучала в ее голосе. Нюргуна похолодела. Вдруг ветвистая синяя молния озарила полнеба, грянул гром в четыре раската. Лошади встали на дыбы и дико заржали. Ланкы натянул поводья и испуганно воззрился на Хоборос.
— Езжай… Что стоишь! — гневно крикнула госпожа, взмахнув тростью.
Бедный Ланкы изо всех сил огрел кнутом лошадей — обеих сразу.
Дождя еще не было, но казалось, он уже хлынул — это хлестали брызги, сорванные ураганом с поверхности реки. У берега качался новенький плот. Нюргуна промокла до нитки. Она со страхом смотрела на разбушевавшуюся стихию.
— Ты еще будешь целовать мои ноги! — заорала Хоборос. — Будешь ползать еще передо мной! Будешь знать, как делить мое добро с нищими. Опомнись! Будет поздно!