Римаут

Павел при этом был в ярости. Он прекрасно понимал объем и срочность порученного задания, и теперь сам не знал – когда все это делать. От лица Каневски его просто тошнило, даже несмотря на то, что полицейский и подчиненный ему водитель сегодня были просто идеально вежливы.

– Извините за беспокойство… Крайне ненадолго… Мы приносим свои глубочайшие извинения…

Тьфу! А кредитную заявку за меня вы просчитывать будете? Или все-таки я, и по вашей милости – ночью?

– Вы, наверное, нашли вчерашних воров? – ехидно поинтересовался он по дороге у старшего инспектора. – Вот это оперативность, поздравляю!

– Воров? – удивленно приподнял брови Каневски. – Разве у вас что-то пропало? Если нет – то скорее просто хулиганов. К сожалению, не нашли. С вами хотел побеседовать комиссар, господин Фроман.

– Что новое я ему скажу?

Инспектор повернул голову и неприятно улыбнулся сидящему рядом Павлу. Они ехали на заднем сидении, машина довольно тесная, поэтому не отодвинешься от этой зубастой улыбки.

– Это уж он вам расскажет. Есть некоторые новые обстоятельства, о которых хотелось бы поговорить.

Фроман пожал плечами и дальше ехал молча. Каневски тоже предпочитал ничего не объяснять, только водитель немузыкально насвистывал что-то с переднего сидения, подпевая негромко игравшей магнитоле.

Комиссар встретил Павла как родного: стащил свою немалую тушу с кресла, пожал руку, одобряюще похлопал по плечу. Ни дать ни взять – добрый дядюшка счастлив видеть загулявшего от семьи племянника. Подобное радушие даже немного пугало, если вспомнить опыт общения Фроманов с полицией за эти три дня.

– Ради бога, простите, что оторвали от дел! Поймите нас правильно – тоже трудимся. Служим. Помогаем и защищаем, как пишут наши американские коллеги на своих машинах. Это же не просто слова, нет! Мы стоим на страже закона, вот и приходится иногда быть… навязчивыми.

Брон расположился в своем кресле и посмотрел на Павла. Странный взгляд – открытый и честный, прямо в лицо, но – не в глаза. Фроману казалось, что толстый комиссар рассматривает что-то у него на переносице. Очарование сразу сменилось настороженностью: полиция – она и есть полиция. Не кабинет психолога.

– А в чем, собственно, дело? – осторожно поинтересовался Павел.

– В убийстве, – с широкой улыбкой, словно сообщая отличную новость, сразу же ответил комиссар. – Все в том же убийстве Антона Реца, виновника которого мы, увы, пока не нашли.

– Я все рассказал вашему… инспектору. Дважды, между прочим. Не имею больше ни малейших сведений.

– Как вы думаете, господин Фроман, а почему убили человека, продавшего вам дом?

– Ограбление, наверное? – удивился Павел. – Да откуда мне знать, у меня совсем другая работа.

– Для ограбления нет смысла убивать, достаточно отнять деньги. Ну, ударить можно или пригрозить ножом. Убийство послужило для сокрытия личности преступника, я так считаю. Чтобы не опознал.

Комиссар откинулся на спинку жалобно скрипнувшего кресла. Молчащий до того Каневски открыл было рот, но повиновался резкому жесту начальника и не произнес ни звука.

– Вы полагаете, что я – убийца? – прямо спросил Павел. У него уже нет сил повторять как попугай одно и тоже. Скорее бы его оставили в покое, дав вернуться к работе.