– Расскажи поподробнее.
– Тут неважно, буду я подробно рассказывать или нет. Поймешь только, если тебе хватит эрудиции и фантазии.
– Я очень постараюсь. Мы очень постараемся. – Она посмотрела на Никиту, тот закивал в знак поддержки.
– Хорошо. Тогда представь, что ты и есть подонок, – обратился Валентин к Никите. – Самый настоящий ненасытный подонок. Который жрет, жрет и никак не нажрется. Представил?
Никита, сдержав улыбку, кивнул:
– Не до конца, но представил.
– Так вот. У него, у Подонка этого, то есть у тебя… под нижней челюстью нет кожи. Он ест, то есть ты ешь, и не может, то есть ты не можешь, никак насытиться. В общем, все льется мимо. На живот, на грудь. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Ну вот и получается, что и сам ты, то есть он, недоволен, и другие голодные ходят. А остановиться не может ни он, ни ты. – Валентин отпил свой кофе, проверил, что записывает Рамуте, и между делом добавил: – Кстати, зря ты сел на тот стул.
– А что с ним не так? – Девушка оторвалась от блокнота.
– Все так. Только грязный. Твой друг сел на мой суп, вернее, на суп Подонка с дырявым ртом.
– Извините. – Никита встал, обрадованный, что наконец-то ему не придется сидеть на мокром, поймал на себе недовольный взгляд Рамуте и отошел к стене.
– Ничего. Я еще не закончил с Подонком. Нужно еще немного. Хотя бы пару дней. Сырой он, так что не накажет тебя за свой суп.
– Ты так много о нем рассказываешь. Можешь показать нам, как продвигается работа над картиной? – Теперь Рамуте искренне захотела увидеть рисунок.
– Нет.
– Почему?
– Нет, и все. Ни у кого из вас не получится меня убедить. Ни у тебя, ни особенно у тебя.
– Почему?
– Вы пришли не ради того, чтобы узнать о моей работе. Я вижу тебя и твоего дружка с испачканной задницей насквозь.
Рамуте и Никита переглянулись.