Симфония кукол

22
18
20
22
24
26
28
30

Художник ухмыльнулся и продолжил:

– Первым желанием было захлопнуть дверь у тебя перед носом… Но я чувствую, что должен поговорить. Не могу объяснить почему, даже самому себе, тем более тебе или твоему другу. Я всегда чувствую, как нужно поступить. И мне до боли знаком твой голос. – Валентин тряхнул своей седой гривой и потер лицо. – Где я его слышал?

– Валентин, раз уж мы здесь, – вклинился в разговор Никита. – Может, ответите всего на пару вопросов?

– Я никому его не показывал, – продолжил художник, пропуская мимо ушей слова Никиты. – Работа не закончена. – Его голос изменился. – Я крашу его своей кровью. – Он вздохнул, расправил плечи, широко расставил ноги, присел, запрокинул голову и зажмурился.

– Кровью? – Рамуте сделала вид, что не заметила странного пассажа, неожиданного перевоплощения художника и неловкой сцены с престарелым гимнастом, но ей стало не по себе.

– Да. Долго тянется. – Валентин выдул воздух и сделал плавные движения руками. – Сама пойми, материал не простой, трачу много времени на восполнение. – Он открыл глаза, подтянул рукав и показал забинтованное запястье. – Каждый вторник добываю материал, чтобы в четверг продолжить работу…

Он громко вскрикнул и скривился от боли.

– Валя, ты как? Все хорошо? – спросила Рамуте и посмотрела на Никиту в надежде, что он подскажет, что делать. Стоит ли вызывать «скорую».

Художник схватился ладонями за уши и согнулся.

– Вам пора. Вы пришли совсем не вовремя. Нужно готовиться. Уже скоро. – Он снова вскрикнул и на этот раз схватился за поясницу.

– Что с вами? Валентин, вам вызвать «скорую»?

– Нет. Мне нужно отдохнуть. Отдохнуть и докрасить. И дать высохнуть окончательно.

Никита усадил Валентина на «суповый» стул. Художник отхлебнул глоток нерастворившегося бледного кофе, поморщился, сплюнул и плотнее укутался в халат.

– Нужно, нужно отдохнуть. Сегодня же четверг… Я долго работал. Я забыл. Я устал… Отдохнуть… Уходите.

– Извини, что помешали. – Рамуте убрала блокнот и кивнула Никите, мол, пошли, плохая была идея сюда приезжать. – Возможно, как-нибудь в другой…

– Валентин, а скажите, как вы относитесь к граффити? – перебил Никита Рамуте.

Он почувствовал, что, если сейчас же не перейдет к сути дела, их выставят за дверь и получится, что они зря проделали путь через весь город, что он подвел Рамуте и вдобавок ко всему зря испачкал штаны в супе.

– Возможно, вы знаете тех художников-граффитчиков, или граффитистов, не знаю, как правильно. Людей, что увлекаются городской живописью.

– Что ты несешь? Идиот! – Художник вскочил как ни в чем не бывало. Снова расставил ноги на полкомнаты и прогнулся. – Какое отношение граффити имеет к городской живописи? Скажи, девочка, он правда идиот? – Валентин посмотрел на Рамуте. – Что улыбаешься? Смешно? Забирай своего недоразвитого – и убирайтесь.

Художник, казалось, рассердился не на шутку. Зато хотя бы обошлось без поездок в больницу, подумала Рамуте и кое-как подавила улыбку.