Когда нам семнадцать

Взгляды всех прикованы к голубому с блестками Зинкиному платью.

— Ох, Зинка… Все парни — твои, — раздавались возгласы.

Зинка, не отвечая, осторожно водила утюгом, и все внимание ее было сосредоточено только на платье.

У Юльки тоже было новое платье. Еще вчера она принесла его из мастерской и раскинула на столе. Оно было такое же пышное, как у Зинки, но не голубое, а белое. До концерта оставалось еще уйма времени, но Юлька не убирала платье в шкаф.

Она отправилась в душевую. Как и на кухне, там было много народу. Тогда она вернулась к себе в комнату, налила в таз теплой воды, помыла лицо и плечи и радовалась, ощущая тонкость своих рук и упругость кожи.

Солнце, по-апрельски блескучее, лилось в два окна, и впервые за зиму прогрело крашеный пол. Даже Лизина кровать сегодня не казалась такой сиротливой.

Умытая, чувствуя на шее холодок от влажных волос, Юлька в трусиках и лифчике постояла над платьем, достала из коробки в шкафу туфли, осторожно поставила их рядом с платьем на стол. Эти туфли прислал Гриша в прошлом году, когда Юльке исполнилось шестнадцать лет. «Приятно сознавать себя старшим братом такой взрослой дамы, как ты, — писал он. — Вся наша рота завидует мне. Я решил подарить тебе туфли на тоненьком стальном каблучке. К нам приезжали девчата — шефы, на одной я видел такие же. Но я не знал, где их купить: на шестьдесят верст вокруг — два ГУМа: наша военторговская палатка и магазинчик сельпо. И вдруг привезли!..» Туфли молочно-белые, с теплым отливом. Совсем новые, без единой царапины, стояли они на столе.

Юлька долго надевала чулки. Они плотно охватили ее длинные ноги. Она осторожно сделала несколько шагов по согретому солнцем полу. В общежитии становилось тише. Мимо Юлькиных окон стайками пробегали девчата, Она не могла больше ждать. Если Наташа, как они договорились, не зайдет за ней, Юлька сама пойдет ей навстречу. Она дотронулась кончиками пальцев до платья и, зажмурясь, надела его.

Потом надела туфли. Каблучки осторожно и отчетливо цокнули. Юлька шагнула, и снова цокнули под ней каблучки. А когда обернулась, в дверях, прислонясь спиной к косяку, пряча руки в карманчиках бежевого плаща, стояла Наташа.

Юлька хотела сказать: «Смотри, Наташа, у меня еще никогда не было такого платья. И я никогда, никогда не чувствовала себя так, как сейчас… Мне страшно…» Но что-то мешало ей произнести это вслух. Она молча глядела на подругу большими, расширенными глазами.

— Юлька, здравствуй.

— Ты давно здесь? — спросила Юлька.

— Я только что вошла…

Юлька помолчала и нерешительно спросила:

— Ну как?

— Все очень здорово, Юлька.

— Ты находишь?

— Да. — Наташа не отходила от двери и не меняла позы. — Не хватает сущего пустяка.

— Я знаю, — торопливо и неловко проговорила Юлька, заслонив рукой открытую грудь. — Очень большой вырез. Но я стяну тут ниточкой…

— Что ты… — Наташа покачала головой. — Я о другом. Торопись, Золушка. А то карета снова станет обыкновенной тыквой…