Думаю, Элеонора там.
Я верно знаю, всё знаю, что и Элеонора, и Эмилия, и Корабелло — у старого Кордано.
Как?
Узнаешь, Рапини, всё — уверишься, что я должен быть спокойным. Прошло ненастье, и я с удовольствием смотрю на тучи, пронесшиеся мимо! Знай, Рапини! Ты услышишь радость, радость, от которой, хотя бы лицо твое изрыто было казнящею совестию, ты улыбнешься. Рассмейся, недоверчивый, узнай — я отыскал детей Кордано!
И они здесь, в замке, у меня во власти. Ты удивляешься, Рапини? Но остолбенеешь, если я скажу тебе об них; они — Эмилия и Корабелло.
Что ты? Корабелло — известный рыцарь, а Эмилия — дочь Элеоноры.
Это всё бы могло тебя запутать, но Монтони — о, Монтони видел всё, всё и теперь смеется замыслам судьбы и Промысла, которого боятся одни убитые умы. Рапини! дай руку! Мертвой замок вечно будет господствовать. Видел ты эту буллу от Папы? Приятель мой в Риме пишет, что от Православной церкви, коей верховный повелитель и наперсник Господень Папа, вышло общее проклятие на
Сюда, государь мой! Сюда! Что вы печальны? Извините, если я обеспокоил вас.
Нимало. Я теперь был в комнате своей один и ждал...
Конечно, Корабелло! Как? неужли его не было с вами?
Целый день почти я с ним не видался.
Нехорошо.
А особливо, если мы считались друзьями. Странно...
Непростительно.
И даже подозрительно.
Что? В чем?
Он бегает меня, страшится быть наедине со мною, вечно вьется подле Элеоноры.
А!
Но нет, хотя он виноват передо мною, но я прошу его еще: он молод, а молодость и ветреность — друзья.