— Отдай, гад!
— Сичас, — издевательски протянул в ответ Хорек и передал записку Лысому. Тот пробежал ее глазами и сказал:
— Ничего, шеф разберется, он у нас полиглот, он эту ахинею на чирики переведет.
Они дружно загоготали.
— Ну и сволочь ты! — Саня не узнал свой голос.
— Это я-то? — обиделся Лысый. — Нет, дружок, это ты сволочь. Ты же чуть троих человек не убил. Страшно сказать, завтрашних строителей коммунизма...
Из сторожки по-прежнему доносились голоса и шум. Это узники рвались на волю.
Лысый входил в раж:
— А сейчас водные процедуры, чтобы на людей не кидался. Заодно и остынешь.
Они совали Саню головой в воду и держали там, навалившись двумя тушами и одним хлипким тельцем. Вытаскивали и, только набирал воздуха в легкие, снова топили.
Уже теряя сознание, он ощутил, что на него никто не давит. Выполз на берег, и только тогда до него дошел ослабевшим эхом звук выстрела.
Дед Макар высовывался из пролома в тесовой крыше с двустволкой в руках.
— Записку! — потребовал старик.
Лысый лихорадочно извлек из куртки записку и положил на траву.
— А теперь бегом арш!
Дылда и Лысый мигом оседлали «Явы», а у Хорька не ладилось с мотором. Он повизгивал от страха и не мог отвести глаз от ружья, нацелившегося в него двумя темными, бездонными зрачками.
Но вот мотор фыркнул, и Хорек резво покатил мотоцикл, забыв, что надо прыгать в седло и жать на газ.
Всю немалую браконьерскую добычу Макар Андреевич выпустил в озеро, поминая недобрым словом заезжих варваров.
Саня зализывал раны. Митрий старался не глядеть на него, но отвечать пришлось. Макар Андреевич сочувственно покашливал, слушая, как оправдывается мальчишка.
— Послал ты меня на озеро... А тут они, значит. Думаю, может, подвезут, ну и напросился...