— Ран нет. Давай помогу встать! — Фёдор поднял женщину на руки и сделал пару шагов.
— Я сама могу! Оставь! — Оксана встала на ноги и тут же вскрикнула, уцепившись в низ живота. — Ой! Мамо! Болячэ!
Фёдор довел ее до скамейки под шелковицей, ласково приговаривая: «Всэ будэ добрэ, всэ будэ добрэ».
По ногам Оксаны тонкими струями стекала темная кровь. Всхлипывая, она повторяла как заклинание:
— Карасик, мой карасик… карасик, мой карасик…
— Почему так тяжело дышать?
Пётр Петрович вдруг ощутил, что все его тело стало невероятно тяжелым. Даже пальцы отказывались слушаться. Он с трудом приоткрыл глаза и тут же закрыл их.
— Гроб. Я погиб и это гроб, — мысли в его голове отказывались выстраиваться в нужном порядке. Грудь сдавило камнем, воздух поступал в легкие тонкой, затхлой струйкой. Тяжело, со скрипом.
— Как я тут оказался? Помню, что сидел в кресле, потом вдруг услышал грохот и… все. Неужели, повторный толчок? Он разрушил здание? Так ведь в доме были еще люди. Соберись, надо помочь им! Дышать могу и это хорошо. Значит и выбраться тоже получится.
Он напряг пальцы на руках — они сначала уперлись во что-то твердое и затем соскользнули, растерев в руках комок земли.
— Получается!
В исступлении он остервенело царапал землю, периодически замирая на секунду, чтобы перевести дух и прислушаться. Сил закричать не было, они уходили на попытку выкарабкаться. Все. Без остатка.
Когда пальцы покрылись липкой кровью вперемешку с землей, он услышал отчаянный лай.
— Джек, дружочек, я тут… — захрипел Пётр Петрович.
Чуток. Еще горсть, еще капельку. Яркий свет ударил в глаза. Пётр Петрович зажмурился, а слезы непроизвольно потекли из глаз.
— Стой! Прекрати! Стыдно плакать, — мысленно выговаривал он им, но все было бесполезно. Слезы тонкими, грязными струйками текли вниз, лишая и так исстрадавшееся тело остатков воды…
— Пётр Петрович, держитесь! Я тут! — мужчина узнал голос Димона, звучащий будто сквозь толщу воды.
В следующую секунду сознание покинуло его.
В воздухе пахло гарью. Все семейные фотографии лежали на комоде лицом вниз. Под ними не было привычной филейной салфетки, которую Екатерина Яковлевна связала сразу после своей свадьбы.
«Куда задевалась?» — подумала она, скользя затуманенным взглядом по комнате.