— Нет, что-то с ним не так. Прямо не узнаю его сегодня, — задумчиво сказал Матвей.
Пес смотрел мимо хозяина на круглый столик в центре комнаты, покрытый белоснежной вязаной скатертью. На столе стояла серая коробка с люстрой.
— Софочка, я на минутку, мне на станцию нужно. Утром Герман позвонил, похоже, что-то с проводкой. Так что извини, люстру в другой раз повешу.
— Ничего, дядя Матвей, еще успеем!
— Я пса тебе оставлю. Не хочу возить его на станцию в таком состоянии — беспокойный он сегодня. Пусть побудет здесь, полежит под окном. Никуда не уйдет и к тебе никого не подпустит.
— А что там за мужчина, который приехал с вами?
— Да не пойму. Странный он. Не сказал к кому едет.
Матвей попрощался и ушел. Софочка подошла к открытому окну, погладила лапы Клыка, потрепала за уши. Пес успокоился и лег под окном, где тени становилось все больше.
Короткий сон после ночной смены принес необъяснимую тревогу. Питер проснулся от шума во дворе. Встал, выглянул в окно. Наткнулся взглядом на пса Клыка, который уставился на него. «Он хочет передать мне какую-то информацию, — подумал Питер. — Братья меньшие чувствуют опасность раньше нас. Что это я? Какую опасность?»
Неожиданно перед глазами всплыл последний кадр сна. Питер начал вытягивать из памяти картинку за картинкой. «Да, я видел сейчас маму. Она смотрела в глаза так же пронзительно, как Клык. Мама всегда чувствовала опасность, даже тогда, когда отца перед второй мировой арестовали. По решению обоих, уехала заблаговременно в Финляндию. Там я и появился на свет. А мог бы не появиться! Всю жизнь стараюсь понять, за что они так с отцом… Ведь был ученым с мировым именем, занимался континентальной тектоникой в команде сейсмолога Садовского. Кому-то дорогу перешел? Или талантливых людей тогда отслеживали и обезвреживали? Вижу я мать во сне нечасто, но всегда в момент опасности. Трижды спасала она меня от беды. Всегда вовремя успевал сделать то, о чем просила. А сейчас? Что я видел сегодня во сне? Не помню. Что-то… связанное с пожаром. Было много людей. Крики. Кровь. Мать говорила, что это к несчастью».
Плеснув в лицо воды из-под крана, он заглянул в платяной шкаф. Выбирать было особо не из чего. Футболка сиреневого цвета подходила к единственному пуловеру: «На улице жара, но прихвачу его на всякий случай». Джинсы, как всегда, спасали и придавали современный вид. «Теперь и перед Галиной Петровной не стыдно будет показаться. Может, улыбнется при виде такой гаммы неожиданных цветов, — усмехнулся Питер. — Какая-то тоска женщину гложет. Спросить только не у кого. А сама ведь ни за что не скажет, что с ней происходит. Ну что ж, труба зовет. Пробегусь до станции, где наша не пропадала. Там, может, Герману Ивановичу помощь нужна. С документами поработаю, найду дело».
Тройной звонок в дверь окончательно развеял остатки сна. На пороге стоял незнакомый коренастый мужчина с конвертом в руке.
Два коротких и один длинный — так обычно Фёдор звонил «своим». Прислушался к шагам за дверью. Полгода он представлял, какой будет первая встреча с Валентиной. Сейчас волнение подкатило к горлу, и в голове крутилась глупая мысль — обнять или не обнять. В письмах далекой незнакомке он раскрыл свою душу так, как никому на свете. И Валентина, казалось, понимала его, как никто другой.
Человек, открывший дверь, оказался вовсе не «своим». Уже по приветствию Фёдор понял, что это иностранец. Тот представился Питером. Фёдор вспомнил, что Матвей упоминал про американца, работающего на станции.
Хоть Питер хорошо говорил по-русски, но улыбка, одежда, свободный взгляд выдавали в нем пришельца из другого мира.
Оказалось, что никакой Валентины здесь нет. Может жила раньше, но Питер был не в курсе. Иностранец предложил пройти на кухню выпить чаю. Фёдор отказался — ему хотелось быстрее выяснить все и убраться восвояси.
— Зайди в соседнюю квартиру к Екатерине Яковлевне. Она живет здесь лет тридцать. У нее и расспросишь про свою девушку, — посоветовал Питер.
— Спасибо! — Фёдор попрощался и повернулся к соседней квартире.
— Кто там? — спросила Екатерина Яковлевна. В прихожей часы с кукушкой били одиннадцать. От старости тельце птички облупилось, краски облезли и только звук боя был таким же звонким.
«Без четверти одиннадцать», — отметила про себя Екатерина Яковлевна. Хоть женщина уже много лет была на пенсии и редко куда-то спешила, привычка ставить часы на пятнадцать минут вперед осталась со времен трудовой молодости. Иногда она шутила по этому поводу, что смерть, мол, придет в назначенный час и опоздает.
ebooksa