— Сколько, кстати, у нас парикмахерских? — спросил Домбровский, возможно, заинтересованный необычайностью интереса старца Онисима.
— Восемь.
— Я и не знал.
— Я тоже не знал. Просто когда он спросил, пришлось подсчитать по памяти.
Протяжный, мелодичный звон часов напомнил — уже девять. Девять вечера на улице и в дряхлом доме одинокого учителя географии.
— Я пойду, Станислав Любомирович. — Диван скрипнул, когда я поднимался. — Ключа не оставил.
— Правильно сделали, — одобрил Домбровский. Сердито, так что морщинки выстроились на лбу, добавил: — Кто этот старец Онисим? Вы не знаете.
— У нас вещи описаны. Я предупрежден, чтобы ничего не пропало.
— Да, конечно, — погрустнел Домбровский. Извинительно сказал: — Я вас очень прошу, Антон…
— Не упоминать о наших разговорах в школе, — прервал я учителя. Добавил обиженно:. — Могли бы каждый раз и не предупреждать. Я не трепач, Станислав Любомирович.
— Это очень хорошо, Антон. Очень хорошо. Это качество весьма пригодится вам в жизни.
На улице было совсем темно. Ни фонарей, ни луны, ни звезд. Даже четыре кипариса, росшие возле дома Домбровского, которые на фоне неба можно было видеть самой темной ночью, не различались из-за дождя. Дыру в заборе я определил чутьем. Четыре, шага за угол, в сторону от квадрата перекошенного окна, — и смело в темноту. Каких-нибудь десять метров. А там наш сад.
Мокрые ветки вишни, торчащей у забора рядом с собачьей конурой, в которой несколько лет жила дворняжка Пальма, издохшая перед Новым годом, коснулись меня. Земля громко чавкала под галошами. И галоши скользили, потому что были старыми.
На крыльце кто-то курил. Огонек не маячил, но капли дождя вдруг начинали красновато блестеть, образуя круг размером с велосипедное колесо. У меня был красивый велосипед. Трофейный. Отец купил его, вернувшись с войны. Ручной тормоз, втулка «Торпедо», закрытая передача, фара и три красных фонарика, шины «Superballon», замок (чтоб не угнали) — мало кто из ребят в городе не завидовал мне.
— Антон? — Я узнал тихий и хриплый голос старца Онисима. — Ну, слава тебе господи.
— Побрились? — спросил я, поднимаясь на крыльцо и осторожно нащупывая ботинком подгнившую ступеньку, способную обломиться в любой момент.
— С громадным удовольствием.
— У нас армяне хорошо бреют. — Я открыл замок, включил в коридоре свет. Сказал: — Проходите.
Старец Онисим сощурился. Будто бы съежился — наверное, замерз. Спросил вкрадчиво:
— А парикмахера по имени Ахмет в городе, случаем, не встречается?
ebooksa