— Далась тебе эта кошка, — уперев руки в бока, возразил Любомир. — Шерсть от них одна…
— А вдруг примета верная? — засомневалась Майя.
— Брось ты… — Любомир подошел к двери на балкон.
— Помолчи… Что ты понимаешь… — Майя раздвинула мужчин руками и шагнула с балкона обратно в кухню.
Вынула бутылку из хозяйственной сумки, набитой всякой всячиной до такой степени, что ее нельзя было закрыть. Поставила на табурет.
После первого тоста за квартиру, за новоселье Любомир, прокашлявшись, предложил:
— Давайте выпьем за нашего бывшего командира, за Петра Петровича Матвеева. Хороший был командир. Те, кто с ним служил, долго будут его помнить…
— Любомир, — подняла брови Майя. — Тебе только на поминках выступать. А у нас новоселье… Да и Матвеев, слава богу, жив. Маринка перед самым отъездом от начальника санчасти слышала, что инфаркт у полковника был небольшой. Микро… Он переутомился, от нервов…
— Я вообще врачам не верю, — выставил вперед подбородок шофер. — Ничего они не знают. Только догадываются… Микро. А человек в отставку, на пенсию ушел.
— Он бы и без инфаркта ушел, — не уступила Майя. — Положено. Закон.
Из почтового вагона с шумом, наводившим на мысли о лесоповале, падали бумажные мешки, вздувшиеся от писем, газет, журналов. Ящики с посылками краснолицый грузчик в облезлой шапке цвета серого домашнею кролика не глядя бросал на стоящую справа от него тележку. Он ни разу не промахнулся, мало того, ящики ложились порядком, словно сами знали, кому куда.
Мартовское небо над станцией и дальше над убегающими в леса путями теплело синевой. Заливисто пели овсянки. Токовал дятел. От ноздреватого снега пахло водой, словно на озере.
Славка Игнатов перешел через рельсы. Направился к зданию вокзала, одноэтажному, каменному, где на углу чернела жирная стрелка и было написано: «Выход к пригородным автобусам». За ларьком «Галантерея» у газетного киоска, чуть ли не плавающего в луже, Славку остановил патруль. Проверили солдатскую книжку, отпускное предписание. Старший спросил:
— Почему с бородой?
— Предписание врача.
…В часть Игнатову нужно было прибыть только на следующие сутки. Он сел в рейсовый автобус и поехал в Каретное. Возвращался Славка из краткосрочного отпуска. Побывал на родине. Как поэтически выразился Мишка Истру: отпуск дали вместо медали. И еще Мишка сказал:
— Советы хороши тем, что их можно выслушать и поступить по-своему, знаю… Но мой тебе совет: забудь девицу Матвееву. — Он презрительно сморщился. Хлопнул ладонью о пропахший маслом и щелочью стеллаж. Заключил: — Кишка!
Славка смутно представлял значение последнего слова, но подозревал: это почти что стерва, только похуже и посовременнее.
Он тогда ничего не ответил Мишке. Повернулся и ушел в курилку. Потягивая махорку, думал о том, насколько вправе мы плохо судить о людях. Разве сами чисты, как горный хрусталь? Нет, конечно, явное плохо — это плохо. Но ведь в людях больше такого, что можно толковать по-разному.
…Автобус минут через сорок добрался до Каретного. День по-прежнему был ясный. Стук капели, срывающейся с крыш, вселял бодрость и радость, на первый взгляд беспричинную, но только на первый взгляд. Славка верил, в человеке что-то угасает осенью, медведем дрыхнет зимой, а весной начинает стучать в душу, словно капель.
ebooksa