— Вернулась!
— А что я тебе говорила! Теперь все. Отпрыгалась птичка.
— Отпрыгалась?
— Видишь, как головой вертит? Это ей кажется, что она нас слышит.
— Ну да!
— Я тебе точно говорю. Она думает, что мы такие же, как она. Что мы никуда не исчезли.
— Она сумасшедшая?
— Тсс.
Эми хотела их догнать, объясниться.
— Зачем вы так? — сказала она с укоризной. — Что я вам плохого сделала?
Но они, хихикая, спрятались. Она услышала непонятный скрип. Она заглянула в столовую и увидела отца, починяющего створку шкафа. Он словно помолодел и сейчас выглядел на свои шестьдесят — именно столько ему было, когда он умер. Старик вздрогнул, почувствовав на себе пристальный взгляд. Он покосился на дочь и, насупясь, принялся смазывать петли. Эми осторожно прикрыла дверь, чтобы ему не мешать, а ей вслед раздалось:
— Тьфу ты, дура полоумная!
В детской Эми рассадила на полу тряпичных кукол, сама села в круг и стала читать им свой детский дневник:
— "В Париже я буду жить в "Пале Руайяль". Я буду лежать в кровати с балдахином, а за меня будут сражаться
Дойдя до этого места, Эми расхохоталась. Зазвонил телефон. Она неохотно поднялась с пола и пошла в спальню, где остался аппарат.
— Алло? — лицо ее оживилось. — Как хорошо, что ты позвонила. Что?
Не закончив фразы, она подалась вперед, роняя трубку. Из зеркала на нее смотрела мать. Эми узнавала в ней себя, постаревшую. Она резко повернулась и вдруг оказалась в материнских объятиях. Она заплакала. Мать положила ее голову к себе на колени и запела:
Эми закрыла глаза и так ясно все увидела: шипящий в духовке пирог, хрумкающую сеном лошадь, Раша, крыши ночного города, мигающие огни самолета…
Макс прождал ее битый час. Когда он на всякий случай набрал ее номер и услышал, что она как ни в чем ни бывало треплется по телефону, кровь у него закипела. Он помчался в Иври-сюр-Сен, живописный пригород Парижа, с твердым намерением поставить точку в этой истории, но история позаботилась о себе сама.
Геннадий Гацура