Рассказы о Джей-канале

"Пришлые", как оказалось, могли делать в Канале много такого, что было просто немыслимо для остальных. Они могли, например, смещаться от осевой к стенкам щупальца – любая из обычных капсул была бы мгновенно разорвана приливными силами из-за дичайших градиентов энергии вблизи стенок, как это случалось не раз, когда из-за биений щупалец капсулы отбрасывало к стенкам. Способность летать далеко от осевой позволяла "пришлым" атаковать тромбы, накрывавшие капсулы, по краям, не таким плотным и вязким, как центр, и сжигать их с почти со стопроцентной эффективностью. Если учесть, что они умели каким-то образом заранее определять момент появления агрессивного тромба, раньше, чем все КРОПы службы слежения вместе взятые, то после того, как "пришлые" начали постоянно летать в Канале, не было случая помешательства пилотов. Однако, атаки вблизи стенок из-за градиентов, непредсказуемо влиявших на баллистику ракет, вынуждали "пришлых" прижиматься к тромбам, и поэтому они сами горели чаще, чем обычные капсулы, и горели они тоже по-особенному, не так как обычные, воспламеняясь изнутри, от тела пилота, и потому – Андрею довелось однажды видеть – горели жутко. Единственным из "пришлых", кто не горел, был Зимин, опять же – единственный из "пришлых", у кого была семья. Как эти два обстоятельства были связаны и были ли они связаны, никто не знал. Сам Зимин, по рассказам летавших с ним пилотов, себя не щадил и всё-таки не горел ни разу…

С "пришлыми" об этом, как, впрочем, и о многом другом, никогда не говорили. В Городке большинство обитателей – почти все – испытывали к ним глухую, вряд ли осознаваемую неприязнь. Андрей умом понимал, что в этом сказывался императив джей-канальщика – непонятое таит в себе зачастую гибельный подвох; он понимал это, но принять не мог.

Как-то раз они со Стебловым сидели у Хализова в квартире в ночь после того, как кто-то из "пришлых", Андрей уже не помнил, кто именно, вытащил Хализова из-под тромба.

– …Угораздило же именно нас в "пришлых" вляпаться! – изрядно уже захмелев, говорил тогда Хализов. – За что счастье-то такое? Нигде больше не появились, нигде! Похоже, у нас у одних дурости через край… Каналово отродье!..

– Скотина ты неблагодарная… – Стеблов тоже захмелел.

– Отчего же неблагодарная? – Хализов не обиделся. – Очень даже благодарная. Я подошёл к нему после всего, чин чинарём, пригласил выпить. Он посмотрел на меня, как баран на новые ворота, будто не понял. Что мне, в задницу его целовать?..

– "Пришлые" не пьют, – наставительно сказал Стеблов.

– Ну да, – Хализов усмехнулся. – Как это бишь у классика? "Не курим, не пьём и баб не трясём.". Ушлые они, а не пришлые. Сами эти тромбы наводят, а потом героически от них же спасают…

– Да ты с ума сошёл, Эдик, – остановил его Андрей. – Как ты себе представляешь "наведение тромба"? Как "порчу" у ведуньи, что ли?

– Не знаю, – мотнул головой Хализов. – Но разводят они нас, как лохов, это точно. Хорошо, если только для того, чтобы из Центра не турнули. И горят ещё для антуража, клоуны!..

– Не болтай! – оборвал его Андрей. – Горят они по-настоящему, без дураков. Я доставал как-то Божичко из обгоревшей капсулы. Не дай Бог нам так гореть!

– Ну да, – снова усмехнулся Хализов, – а через два дня он уже летал в Канале, свеженький, как огурчик. Это как?

Хализов был прав, и никто не знал, "как это"…

Обычно, точнее говоря, всегда, кроме того случая, о котором упомянул Андрей, горевших "пришлых" доставали из капсул только "пришлые". Они всегда успевали первыми, каким-то чутьем узнавая, когда и где им надо быть…

А в тот раз Андрей случайно оказался вблизи посадочной площадки, на которую плюхнулась, жёстко подскочив на аварийных амортизаторах, обгоревшая капсула Божичко. Андрей краем глаза заметил, как трое человек, потом оказалось, "пришлых", бросились в его сторону от самой дальней посадочной площадки, где, по всей видимости, и должна была опуститься капсула. Они махали руками и что-то кричали, но разобрать что-либо было невозможно. Когда автоматика отстрелила крышку люка, Андрей увидел сквозь отверстие что-то чёрное с воем, как почудилось Андрею, ворочавшееся внутри чёрного. Скрюченная чёрная рука, показавшаяся из люка, слепо скребла по обшивке, словно ища, за что уцепиться. Андрей никогда не видел, чтобы горели так…

Он вытащил Божичко на бетон. Комбинезон пилота прикипел к коже, образовав едва гнущуюся, потрескавшуюся на сгибах тела оболочку. Сквозь трещины сочилась сукровица. Божичко что-то бормотал, мотая головой из стороны в сторону…

Андрей достал из своей аптечки шприц с промедолом и готов был уже вколоть обезболивающее, как его опрокинул на землю, вцепившись в плечо, кто-то из подбежавших "пришлых".

– Только не опиаты, Андрей Ильич! – хрипло сказал он, накрывая лётной курткой скорчившегося на бетоне Божичко, и повторил: – Только не опиаты…

– Да вы с ума сошли! – Андрей вскочил на ноги. – Он же умрёт!..

Однако, его уже оттеснили от Божичко ещё двое подбежавших, а подоспевший вслед за ними запыхавшийся Фалин, мягко, но настойчиво взяв за локоть, отвёл в сторону.