– Да нет, готово, конечно. Идите.
Латышев несколько секунд смотрел на дверь, закрывшуюся за Князевым и вышедшим вслед за ним Болдиным, потом, подойдя к столу, принялся быстро просматривать сводки Группы уровневого контроля.
"Сто семьдесят… – думал он. – И растет… Слишком быстро растет…"
В комнату вошел Болдин.
– Можно смотреть, Николай Алексеевич, – сказал он, доставая из шкафа два портативных энцефаллора.
– Что-нибудь не получилось, Глеб? – осторожно спросил Латышев – лицо Болдина показалось ему напряженным больше обычного.
– Все получилось, – односложно ответил Болдин, протягивая Латышеву один из энцефаллоров.
– Что с Князевым?
– Спит.
– Ну, хорошо…
Латышев укрепил лапки прибора на голове, еще раз внимательно посмотрел на Болдина и, откинувшись в кресле, привычно расслабился…
Князев (первый выход на уровень)
…Электричка вытолкнула из глазницы тоннеля холодный, промозглый воздух, повизжала, тормозя, и, лязгнув, застыла у перрона.
Либавчик вытянулся, настороженно осматривая повалившую из дверей вагонов толпу.
Люди обтекали его слева и справа, на расстоянии, словно боясь задеть полицейского. Либавчику это нравилось. Ему, только-только окончившему ефрейторскую школу, льстила эта опасливая – ему очень хотелось, чтобы именно опасливая – почтительность перед его новенькой, с иголочки, формой, его золотистыми, еще с непривычки тяжеловатыми ефрейторскими нашивками на рукаве. Он ощущал себя твердым и сильным.
Проститутка вновь тронула его за рукав и вновь попросила жестом закурить. Либавчик с досадой посмотрел по сторонам. Ему показалось, что все вокруг только и делают, что смотрят на эту старую, неопрятную, с размалеванным лицом шлюху рядом с ним, и чтобы отвязаться от нее, он швырнул на заплеванный мраморный пол сигарету:
– На! И убирайся!..
Проститутка подняла сигарету, сделала было шаг прочь, но вдруг остановилась, повернула к нему лицо и, кокетливо глядя через плечо, хрипло захохотала, скаля щербатый рот.
Либавчика передернуло: "Ну, стерва!.."
– Пошла вон, старая обезьяна!..