Нагибатор Сухоруков

22
18
20
22
24
26
28
30

И я напился. Под удивленными взглядами моих генералов, не собирая отчеты о потерях, не выясняя, почему половина гарнизона Мангазеи не вышла на бой — просто велел выдать мне дезинфицирующей самогонки — и заперся в «штабе».

А утром — всё, как обещал Змей. «Колючий свитер» раздирал тело, а отчеты терзали разум. Что Глыба, что Аскуатла, что генералы поменьше сияли самоварами! Такая виктория! Немного хмурился только Черный Хвост, да Ннака, в целом, старался не отсвечивать в поле моего зрения.

А у меня сердце кровью обливалось от озвученных потерь. За один день погибло более 50-ти воинов! Раненых было почти 130 — и это только достаточно серьезно раненые! Мелкие «царапины» мы уже не считали. Из госпиталя сообщили, что привезенные запасы бинтов, трав, мазей и дезинфекции почти закончились. У лучников не осталось стрел, нужно делать. В целом, снаряжение поизносилось, а заменять трофеями неразумно — у нас-то получше будет.

Я сидел с восковкой в руках, складывал в столбик числа и мрачнел. За три недели настоящих серьезных боев было всего два. Везде мы уверенно побеждали, только вот всё равно моя армия таяла на глазах. Я потерял почти четыре сотни: примерно 240 человек сейчас валялись в мангазейском «госпитале» (четыре десятка раненых уже скончались от ран и, возможно, это не финальная точка), полторы сотни погибли. Золотых осталось 130 от двух сотен (еще одна двадцатка «гарнизонила» в Приморском княжестве); количество белых после вчерашнего сократилось до 70; черные с ополченцами потеряли больше всех, от семи сотен в строю осталось меньше пяти. Оцколи тоже сократились на целую сотню, но тут, в основном, из-за дезертирства.

«Да как же они раньше воевали?! — недоумевал я, думая о древних воителях, в целом. — Месяцами. Годами! Без должной медицины, снабжения… Как все эти армии не передохли посреди войны?».

Война нравилась мне всё меньше. Даже не из-за нравственных терзаний — они пока вышли вместе с перегаром. Терзания были чисто практического характера: у меня исчезала огромная боеспособная армия. Я захлебывался в заботах о раненых, о снабжении, а ведь мы еще толком не уходили от Моки. Максимум на два-три дневных перехода (что с учетом скорости больших войск растягивалось на пять-шесть дней). Стало очевидно, что пока к далеким походам я не готов. Мы не готовы. Да и времени не было: на носу уборочная страда, местные толимеки уже начали ощипывать копейный строй маисовых полей. А у меня большая часть войска оторвана от своих полей. Как их домой не пустить? Так и владыку могут поменять…

Это я, конечно, шучу, совершенно убежденный в безграничной любви своих подданных.

Вернемся. Может быть, на несколько дней позже, чем положено, но вернемся. Однако, сначала нужно разобраться с Закатным княжеством и князем-подкаблучником.

Сегодня я буду наказывать. Похмелье — отличная приправа для грозного владыки-карателя. В первую очередь, выяснили, кто из Моки поддержал вторжение из Хетци-Цинтлы. Мои помощники уже допросили ряд товарищей, и выяснилось, что практически от каждого местного рода были добровольцы. Но многие рванули «бить четлан, спасть Толимеку» по личной инициативе. И только два рода поддержали Пиапиапаца активно, включая всё высшее руководство.

Настало время публичной порки.

Я послал людей к этим родам и велел выволочь всех, кого смогут.

— Ваши роды опозорили себя, — начал я хмуро. — Вы предали клятву. Вы вызвали гнев Золотого Змея Земли. Бог ярится, и ярость его кипит в моей груди. Все! Все ваши мужчины, взятые в плен, будут проданы. Они утратят свободу навсегда. Вы же — кто не остановил их, кто поддержал и кто даже направил — вам отказано в праве жить в Моке. Собирайте пожитки и убирайтесь прочь! Завтра до полудня те, кто не уйдут — присоединятся к пленникам и также будут проданы. Ах да! Оставайтесь где-нибудь у берегов Мезкалы: может быть, тогда вам удастся выловить трупы ваших заложников, которых скоро казнят в Излучном, а тела, без погребения бросят в реку.

Толпа ахнула. Люди смотрели на меня волками, но я выдержал каждый взгляд. Остальные жители Моки, равно как и других селений, должны четко понять: бунтовать — плохо, подчиняться — хорошо. А на освободившихся землях я поселю пару четланских родов и кого-нибудь из оцколи.

Горцы. Пришло время для казни за номером два. Я уже знал версию Черного Хвоста, касательно вчерашних событий. Когда пришла пора делать вылазку, вожди оцколи разделились, некоторые побоялись идти в чисто поле против такой толпы. И Ннака принял сторону трусов, заявил, что обязан удерживать Мангазею. Таков, мол, мой приказ. Я не сильно удивился. Все-таки Мясо — не воин. Он неплохо (действительно, неплохо!) руководил разношерстной толпой наемников. Но лишь в составе общего войска. А вот, когда настала время самому решать, да еще в боевых условиях… Увы, при всех мозгах, потолок Ннаки — быть капитаном. Но никак не генералом.

Вожди оцколи на этот раз сразу встретили меня хмуро. Понятно, что сейчас я подарки раздавать не стану.

— Мне говорили, что в горах нет храбрее воинов, чем вы, — с наигранной грустью начал я. — Я поверил. Я обещал вам за помощь богатую добычу, обещал плодоносную толимекскую землю. А теперь мне начинает казаться, что воевать вместе со мной приехали трусы. До добычи вы жадны, а вот чести вам не хватает.

Горцы вскочили.

— Что?! — крикнул я гневно. — Не так? Так докажите мне обратное! Вчера за вас сражались и умирали мои люди. Теперь ситуация поменяется: вы пойдете первыми! И, если хоть кто-то из вас поступит так же, как вчера… Я сам пойду в горы! Я на каждом перевале буду выкрикивать имена трусов! Пока в самой дальней деревне не узнают об этом! Пока в самой глухомани бродячие охотники не начнут смеяться над вами! Понятно?

Наказывать по-настоящему горцев не хотелось. У меня слишком мало осталось боеспособных войск. А вот замотивировать их не помешало. Лица вождей полыхали от стыда и гнева — кажется, мотивации прибавилось.

На третье осталась самая большая толпа — пленники из Хетци-Цинтлы. Почти четыре сотни — огромная толпа! И вот этих-то я решил не карать вообще. Во-первых, не предатели какие-нибудь, не трусы, а честные враги. Во-вторых, у меня не было ни возможностей, ни желания возиться с ними. А в-третьих, эти ребята мне сейчас очень сильно помогут.