Телегу трясло. На одной ямке я вывалился, потом опять сел. Так совершали мы скромный путь. Безмерные поля были вокруг, попадались лесочки, запущенные, как Кимкина борода, разлатые деревни, телята, ребятишки, мужики. Издревле прелестный воздух осени. Древне-родная Россия.
Здравствуйте, Кимки! Здравствуйте, граждане республиканцы! Сколько вас?
Кимка курит едкую цыгарку. Иногда улыбается. Верно, вспоминает смешное слово.
Он работник в имении. Его дело нехитрое: привезти воды в бочке, покормить лошадей, напоить их. Съездить за керосином. Пропахать картошку, выбросить из парника навоз. Все это делает он медленно, как настоящий русский. Почешется, покурит, просто поглазеет по сторонам. Австриец Иохим, работающий с ним вместе, длинноногий и длиннорукий, похожий на игрушечного паяца, презирает Кимаша.
– Кимаш ist dum[118], – говорит он. – Не умеет работать. Только ругается. Er sagt immer[119]… твою мать, твою мать.
Кимка, действительно, сквернослов. Речь обычная ему не даётся. Трудно этим тяжелым мозгам, нескладному языку произнести что-нибудь связное. Слова вылетают отдельные, хрипло, грубо.
– Напоить… лошадь-то напоить… Ишь чего… Я сам знаю, что напоить.
Но ругается он хорошо. Это удобно тем, что к каждому слову можно прибавить знаменитое упоминание о матери, троицу, на которой стоит Русская земля. И будет отлично.
Дни Кима проходят в курении, вялой работе, еде, брани. Он с чужой стороны. У него нет здесь близких, да и вообще, кажется, их нет. В том же однообразии, как у Любезного, которого не всегда он поит, или Аспазии, чьих щенят равнодушно закидывает, проходят его годы.
Он сварлив, раздражителен. С ним трудно. Из-за пустяков он вспыхивает, краснеет и дико ругается. Иногда же бранится механически, по давней привычке. Во хмелю страшен и жалок. Думаю, что он, опившись спиртом, может кончить дни под забором.
Вне этих дел он угрюм, равнодушен. Хочется верить, что по природе он не зол.
Если сказать: «душа Кимки», многие, знающие его, улыбнутся:
– Какая же у Кимки душа? Тогда и у Трезора душа, и у серого придорожного валуна?
Все-таки это неверно.
У него есть улыбка, а следовательно, и душа.
Иногда маленькая барская девочка, встречая его, говорит:
– Кимка, у тебя на ногах мох!
Он опускает голову и смотрит.
– Не кланяйся, ведь я не Бог!
И тогда он смеется.