– Возможно!! Подавись своей хваленой верой, постигни, что твое восприятие незыблемости мира – узость взгляда, шоры!! Я тебя обращу против твоей разумной и праведной веры, как сделал это с ним, да, с ним, с принявшим имя Юлиус Ротмунд малограмотным горским мальчишкой!!!
– И что же он сделал? – Маркус вдруг вобрал в себя разом сотни сознаний леса Эрудэмерн, их видение событий, их память и их озорство: – Он сбежал от тебя, Первородный. Сбежал тогда, сбежал потом, когда презрел Дар, сбежал после – прочь с континента! Он свободен. Ты нечестно захотел поступить, переиграть. Назад ход сделать невозможно. Тут Маркус прав.
– Ох, доберусь я до вас! – пригрозил Первородный, скалясь и не моргая уставившись в пустоту налитыми кровью глазами. – Партизане, окопались в Лесу, думаете – нет на вас управы?..
– Игра начата. И не тебе ее закончить. Мы убьем тебя раньше. О, как ты смешон! – Эруду залились звонким и шелестящим смехом. Ручьи и листва – их смех.
Окружающее приобрело знакомый флер обыденности. Первородный стер настоящее лицо, прикинулся непримечательным чужестранцем.
– Я предупреждал. Ты сделал неверный выбор. Прощай.
Враг вышел в свет дня, оставив Маркуса размышлять над увиденным и услышанным.
Вечером Маркус осторожно завел беседу с Константином о произошедшем.
– Да, мне Хехт уже описал мучающее вас проявление силы Врага Господа. Он настоятельно просил поговорить с вами. Все повторилось?..
– И да, и нет. Знаю одно – он не вернется больше. Мне удалось его победить.
– Хорошо. Это замечательно.
Клоден-младший на фоне вечерней зари смотрелся очень выгодно. Они с Франсом были примерно одного возраста, у них еще вся жизнь впереди, а для него, Маркуса, он понимал, в большей даже степени, чем для Тома, уже все позади.
– Нечистый хотел помешать строительству Собора. Теперь я спокоен…
Маркус помолчал, глядя в окно на темнеющий небосвод.
– Я умру завтра.
– Да Господь с вами, отче!
– Нет, точно. Обещайте, что будете следить за продолжением стройки?.. Не хочу, чтобы был искажен замысел.
– Обещаю. Мне самому больно будет, если такое великое начинание завершиться крахом.
– Вот мои записи. Я принес их вам. Храните и справляйтесь с ними, если не знаете, как дальше поступить. Вот разрешение нынешнего короля, вот бумага за подписью Губернатора…
Он слюнявил пальцы, отделяя листы пергамента один от другого. Константин молча наблюдал за ним, подперев голову кулаком. Коричневая шерстяная сутана с капюшоном и значок экзорциста – медная гравюрка с изображением борца с ядовитыми змеями, вылезающими из ушей и рта болезного. Экзорцист не был женат. Отец его уехал из города еще во время Первого Восстания и не давал никакой весточки о том, что с ним и где он. Константин искал его сначала, но ничего не разузнал. Совсем старые, потрескавшиеся, сбитые башмаки. Один выглядывал из-под края сутаны. По части всего, что не касалось религии и исцеления души, Константин – большой ребенок. "Мать ему нужна, а не жена" – говаривали в Городе. Его и любили, и боялись его. Слава его ширилась. Он стал известен на добрую половину Эрбенгота.